От усталости и напряжения я потерял сознание, но, видимо, не надолго. Меня разбудил человек с утонченным лицом. Его лицо нельзя было назвать заросшим. Густая и длинная борода, похожая на бороды древних ассирийских воинов с барельефов Вавилона, обнаруживала признаки ухода, которые не практикуются в здешних местах. Он долго молчал, ждал, пока я приду в себя, а потом спросил на чистом русском языке:

— Ты кто?

Мое удивление было настолько сильным, что я смог вымолвить только:

— А ты кто?

Он замахнулся на меня и ударил наотмашь по лицу.

— Отвечай, когда тебя спрашивает аристократ.

Обращение было странным. Я думал не больше минуты, мгновенно оценивая ситуацию. По идее мой пленитель должен ненавидеть богатых белых, но в то же самое время он бегло говорит по-русски и я хорошо расслышал слово «аристократ». Итак, если я представлюсь простым человеком, я могу сгинуть в безвестности, а так есть шанс заплатить выкуп.

— Я русский, богатый русский. И тут же подумал, почему он со мной заговорил на моем языке.

— Я знаю, что ты русский, ты бредил во сне. Ладно, отдыхай, что делать с тобой, я решу позже. А они все равно умрут.

Это были его последние слова в тот день. Кто такие «они» и почему «они умрут», я не знал. Видимо, захватили в плен еще кого-то.

Два дня я провел в одиночестве. Мой запасной сотовый, спрятанный в носках, показывал полную зарядку, но не мог найти сеть. Еду мне просовывали в окошко. Я съедал все моментально. На удивление еда была более чем сносной — мясо барана, хлеб и вода.

Помещение, в котором меня держали, было маленьким, узким, с единственным окном, в которое еле пролезала деревянная миска с едой. Через окно были видны двор, охранники и костер, возле которого они сидели.

Я простучал все стены и обнаружил, что задняя стенка моей темницы, соединялась с другим помещением. Если араб сказал, что «они умрут», значит, они взяли в плен еще кого-то, и эти кто-то могут находиться рядом со мной. Я начал отстукивать по задней стене, пытаясь привлечь внимание тех, кто мог находиться в соседней камере.

В полдень, когда жара стала совсем невыносимой, я услышал слабые звуки из-за стены.

— Who are you, friend?

Я моментально оживился и перешел на английский.

— I'm from Russia. I am prisoner, and who are you, what are you doing here?

Я ожидал услышать ответ, но голос смолк. Было слышно, как с той стороны открывается замок и кто-то входит внутрь. Через минут десять замок закрыли — и больше никаких звуков. Странно, если им приносили еду, то почему так долго ждали. Еду ведь можно передать через окно, хотя, может быть, там нет окна. Все равно странно. И за эти десять минут никаких звуков, шорохов, криков. Очень странно. Скорее всего, тот человек, что заговорил со мной, был англичанином, я понял это по произношению.

Через час я снова услышал голос из-за стены. Я дремал и не сразу понял, что голос зовет меня.

— Hello, friend, how are you?

— I'm О'кей. Where are you from?

— England.

Значит, я оказался прав, это англичане, я только не знал, сколько их.

— What are you gonna doing?

Вместо ответа я услышал шум, грохот и крики. Значит, нас или услышали, или иностранцев повели туда, откуда не возвращаются, но об этом я даже не хотел и думать.

Утром следующего дня аристократичный араб опять зашел ко мне и вместо угроз начал задавать мне вопросы.

— Зачем ты приехал сюда?

Мой мозг работал, как компьютер. Комбинация пронеслась в голове за секунды. Сказать, что я бизнесмен, — опасно. Приехал искать Эсфиру — долго объяснять всю историю. Врать незачем.

— Меня интересуют вещи Александра Великого.

Удивление, которое отразилось на лице араба, трудно было передать. Я даже не понял, что его так поразило. Он долго молчал, а потом спокойно спросил:

— Тебя интересуют только вещи Искандера?

То, что он назвал Александра — Искандером, меня не удивило. Я имею в виду, что он сказал это на русском. На востоке люди называют Македонского Искандером. Удивила меня интонация и уверенность, с которой он спросил.

Я уже собрался ответить ему и сказать, как много для меня значит теперь все, что связано с Македонским, но он не дал мне заговорить.

— Я использую тебя как посла, ты должен передать мою волю этому прогнившему миру. Но об этом мы поговорим завтра.

— Прошу вас, только один вопрос — откуда вы знаете русский язык. Аристократ тихо улыбнулся и закрыл за собой дверь.

В полном одиночестве я провел, кажется, два дня. Никогда не предполагал, что одиночество может быть таким гнетущим. Араб не появлялся. Я устал гадать, что меня ждет. Спал очень плохо. Чувствовал, как мне не хватает вина, чтобы снять усталость и забыться спокойным сном. На третий день араб пришел в европейской одежде и с подносом. На подносе оказались сладкое вино, фрукты и хлеб. Не дав мне опомниться, он начал быстро говорить.

— Тебе повезло, человек, я учился в Москве, и, хотя мы теперь с тобой не на одной стороне, я испытываю уважение к своим русским учителям. Зачем ты интересуешься великим Искандером?

Вопрос поставил меня в тупик, и я проговорил что-то пафосное и бессмысленное:

— Я хочу понять волю этого человека и узнать, что заставило его перевернуть полмира на свой лад.

— А тебе хватит сил, западный человек, и что ты вообще знаешь о Македонском, — тихо отчеканил араб.

С этой фразы начался наш долгий и серьезный разговор. Мы разделили мир на Восток и Запад и, как игроки в шахматы, пытались выиграть друг у друга. Мы проговорили весь день. Утром следующего дня Хализ, так звали моего пленителя, зашел ко мне и сказал, что он меня отпускает, но с одним условием.

— Ты должен пройти путем Александра Македонского Великого, — сказал он мне, — это путь испытаний человека, стремящегося познать истину. Он смотрел внутрь меня, в мои глубины, проникая через глаза. Меня удивило, что он соединил титулы Александра вместе. У нас было принято говорить либо Александр Македонский, либо Александр Великий. Я не успел спросить его об этом, как он начал свой рассказ, неожиданно и быстро излагая мысли.

— Я сын очень богатого человека, — сказал он мне, — но мою страну поработили, и ради славы своего рода я взял автомат. Мой род опозорен бессилием, и моя кровь вернет нам уважение, но и кровь неверных тоже. Ладно, ложись спать, завтра тяжелый день.

Утром я проснулся от духоты и монотонного призыва муллы. Лагерь весь зашевелился, было понятно, что люди уходят отсюда. Хализ зашел ко мне в камеру и сказал:

— Ты уйдешь ночью, когда мы покинем лагерь. Вот карта. Уверен, ты знаешь, зачем идешь вперед.