Искоренение Козаков, т. е. переход их в помещичьи крестьяне, происходило так быстро оттого, что достаточный козак всегда откупался от службы, а недостаточный, избегая ее, предпочитал жить под именем крестьянина, чем идти в поход; кроме того, оставаясь козаком, он должен был платить с имения своего большую подать, которая доходила до рубля и больше, а назвавшись мужиком, не имеющим ни земель, ни собственности, платил в год алтын или две копейки по раскладке наравне с другими подсуседками; а во всякое время сами козаки плачивали помещикам, чтобы те приняли от них на их земли купчий и таким образом избавили их от обязанности идти в поход.

Малороссийские города, местечки, села, деревни, слободы и хутора с пахотными и сенокосными землями не имеют никакого обмежевания, все основывается на старинном будто занятии и на крепостях, большею частию фальшивых, но иные владеют землями просто вследствие наезда сильного на слабого. Наезды сопровождаются смертоубийствами, что ведет к бесконечным разорительным процессам. Козаки, оставшиеся незакрепощенными, живут разбросанные по разным местам, вдали от своего сотника и находятся в руках разных помещиков…

Избрание в сотники происходит таким образом: как скоро придет весть, что сотник умер, то, прежде чем об этом узнает гетман, полковые старшины посылают надобного им человека в сотню для управления ею до определения нового сотника. Этот человек не сомневается, что сотня его, и, приехав на место, выкатывает несколько бочек вина безграмотным козакам, подкупает священника и дьячка, те соберут рукоприкладства от пьяных — и выбор готов. Избранный истратит несколько червонных в высшем месте и утверждается сотником. Эти сотники воспитываются таким образом: люди из лучших фамилий, выучив сына читать и писать по-русски, посылают его в Киев, Переяславль или Чернигов для обучения латинскому языку; не успеет молодой человек здесь немного поучиться, как отец берет его назад и записывает в канцеляристы, из которых он и поступает в сотники, хотя козаки, которые его выберут, и имени его прежде не слыхивали»[35].

Замечу, что и националист Грушевский вынужден был признать утрату былых вольностей казачества: «Войсковая рада перестала собираться уже со времен Самойловича; некоторое воспоминание о ней оставалось только при избрании гетмана, и то лишь в виде простой формы. Все важнейшие дела решала рада старшины, созываемая гетманом; дела текущего управления или не терпевшие отлагательства решались совещанием гетмана с наличной генеральской старшиной и полковниками…

Самоуправление осталось только в казачьих общинах. Даже сотников обыкновенно назначали своей властью полковники, хотя по закону сотника или кандидатов на сотничество должна была избирать сама сотня, впрочем, это право выбора признавалось не за сотенными казаками, а за сотенной старшиной, и если выборы происходили, то производились этой последней.

Таким образом, от казацкого самоуправления не осталось почти ничего, и если вообще и осталось еще какое-нибудь самоуправление в землях, выходивших за пределы сельской или городской общины, то было оно всецело старшинским, лежало в руках старшинских родов, которые под названием товарищей бунчуковых "значковых" и "значных войсковых" составили наследственный привилегированный класс, "шляхетство", как оно себя называло, и все гетманское управление XVIII века имеет характер аристократический, панский (старшинский).

В полной зависимости от него находились городские общины. Меньшие, так называемые "ратушные", подчинялись непосредственно полковой и даже сотенной администрации; большие, так называемые "магистратские", т. е. имевшие полное магистратское управление по немецкому праву, считались независимыми не только от полковников, но и гетману подчинялись лишь в некоторых делах (таких городов в середине XVIII века насчитывают десять). Но и ими распоряжаются полковники довольно самовластно. Духовенство, хотя и подчинялось непосредственно Синоду через своих владык, в действительности также находилось в сильной зависимости от старшины. О рядовом казачестве и посполитых (панских) подданных нечего и говорить — они находились в полной власти старшины»[36].

Я боюсь, что утомил читателя длинными и скучными цитатами, но, согласитесь, прочтя их внимательно, невольно задумаешься, а где было порядка больше — в Запорожье или в Левобережной Малороссии? А главное, реальное Левобережье ничего не имело общего со сказками совковых и националистических историков о «золотом веке» на Украине, который уничтожила де злодейка Екатерина Великая.

30 июня 1750 г. в гетманскую столицу Глухов прибыл гетман обеих сторон Днепра и Войск Запорожских, президент Академии наук, подполковник лейб-гвардии Измайловского полка и кавалер граф Кирилл Григорьевич Разумовский.

Багаж нового гетмана по пути из Москвы в Глухов везли двести подвод. За каждую подводу было заплачено по 3 рубля. Самое любопытно, что оплата производилась за счет Правительственного Сената.

«Компанейские полки, запорожцы, депутация, архимандрит, протопоп и несколько священников, генеральный писарь Безбородко и десять бунчуковых товарищей, встретившие его по дороге, присоединились к свите. Когда поезд приблизился к Глухову, то генеральный есаул с бунчуковыми и запорожцы окружили гетмана; полки стояли в два ряда от Севских ворот до самого гетманского загородного двора, отдавая честь Разумовскому при звуках музыки и ружейной стрельбы, пока не началась пальба из пушек. У городских ворот гетман был встречен генеральною старшиною и генеральный есаул говорил речь; в церкви св. Николая архимандрит окропил его святою водою и сказал речь. Из церкви отправились все в гетманский дом»[37].

Самым же любопытным был возраст гетмана — 22 года!

Кирилл не участвовал ни в одном сражении, да еще вдобавок был сыном свинопаса Григория Розума. Чудеса, да и только!

Но не будем забывать, что на дворе стоял веселый XVIII век, о котором Максимилиан Волошин, «поэт не советский, но хороший», писал:

Пять женщин разбухают телесами

На целый век в длину и ширину.

Россия задыхается под грудой

Распаренных грудей и животов.[38]

В 1731 г. случилось полковнику Вишневскому проезжать через село Чемер в Малороссии. В местной церкви он услышал приятный голос певчего Алексея Розума, сына свинопаса, и взял его с собой в Петербург. Обер-гофмейстер двора Анны Иоанновны Левеивольд принял Алексея Розума в придворный хор, там-то его увидела и услышала Елизавета Петровна, пленившись его голосом и приятной внешностью. Познакомившись ближе, Елизавета обнаружила у него и иные достоинства. Она выпросила Алексея у тетушки Анны и зачислила в свой штат обслуги. В 1740 г. Алексея произвели в камер-юнкеры и поменяли малороссийскую фамилию «на более пристойную» — Разумовский.