Вот только до следующего семинара по этике у студентов есть целая неделя, чтобы разобраться с дилеммой. У Черити же на территории Casa Dorinda для принятия решения было от силы полчаса. «Я знала, что мне надлежит сделать, — говорила она. — Но я не хотела этого делать. И тогда я задалась вопросом: „Есть ли из этого тупика какой-то выход?“». Ответ не заставил себя ждать: выхода нет. Осмотревшись, она обнаружила полное отсутствие пожарной сигнализации и неисправные огнетушители, — и одного этого было достаточно, чтобы выдать предписание о закрытии учреждения, о чем она и сообщила медицинскому директору. «Я им сказала: „Мы можем пойти простым путем или сложным, но своего добьемся. Выбирайте, что для вас безболезненнее“, — рассказывала Черити. — Они очень расстроились, но решили эвакуироваться добровольно. Ну и само собой, семь летальных исходов. Их медицинский директор мне тогда прислал негодующее электронное письмо со словами: „Смерть семи человек — на вашей совести“. Да, и он оказался абсолютно прав». Второго селя так и не случилось.

Теперь Черити оказалась на виду у множества людей. Одним из них был руководивший работой ликвидаторов Мэтт Понтес. «Я всё думал: „Откуда она только выискалась такая?“ — говорил он. — Ее даже сравнить было не с кем». Особенно разительно Черити отличалась от всех прочих известных ему чиновников. «У нее острейшее восприятие, — рассказывал Понтес, — всю информацию она обрабатывает молниеносно — и тут же выплевывает решения как из пулемета, а это нервирует людей. Особенно чиновников. Вообще других таких людей, как она, на госслужбе не сыскать. Само ее присутствие там воспринималось как несчастный случай». Ее решение эвакуировать Casa Dorinda было, по его мнению, в принципе верным, но при желании она вполне могла обойтись и без этого. «Имеются два подхода к исполнению обязанностей уполномоченного санитарно-эпидемического надзора, — сказал он. — Один из них — делать вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит. Она никогда на это не шла».

Другая пара глаз, пристально следивших за действиями Черити Дин, принадлежала доктору Карен Смит. После селя она позвонила Черити и предложила ей перебраться в Сакраменто на должность своего заместителя во главе Департамента здравоохранения штата. «Мне нужен был человек, который мог бы мгновенно заступить на пост главы общественного здравоохранения штата, если бы я вдруг попала под автобус, — говорила позже доктор Смит. — И ясно было, что только она на это и способна». Черити было сорок, она годилась Смит в дочери и была слишком молода для выдвижения на такую должность. В столице штата она будет получать на пятьдесят тысяч долларов в год меньше, чем здесь, в Санта-Барбаре, и обещанное списание оставшихся семидесяти двух тысяч долларов займа на обучение — слишком слабое утешение, чтобы идти на такой риск. Предложение, в целом, застало ее врасплох.

— Но почему именно я? — спросила она у доктора Смит.

— Потому что вы умеете принимать решения, — ответила та.

Вот так просто, не вдаваясь в более глубокие объяснения. А ведь если разобраться… Почему она всё время принимает решения? Зачем она сознательно воспитала в себе эту способность? Черити давно перестала рассказывать людям, почему она вообще занимается по жизни тем, чем занимается, — или, во всяком случае, не рассказывала им всей правды. А правда была в том, что она чуяла: оно близко — то самое, чем Черити с детства была одержима и о чем давно научилась особо не распространяться, дабы ее не принимали за чокнутую. Но по дороге в Сакраменто все ее мысли были заняты одним-единственным. А вскоре по прибытии туда, ближе к концу 2018 года, ей всё-таки пришлось это озвучить в ответ на прямой вопрос журналистов: «Что меня больше всего страшит и о чем я думаю больше всего, — сказала Черити, — это наша способность адекватно отреагировать на появление нового патогена — и не обязательно невиданного ранее, а, возможно, всего лишь новой мутации чего-то знакомого, того же вируса гриппа. Со времен пандемии 1918 года, вызванной штаммом H1N1, вот уже сто лет ничего подобного не случалось. Мир слишком долго был избавлен от повторения подобной пандемии — будь то грипп или что-то еще. И в общественном здравоохранении нам нужно в полной мере отдавать себе в этом отчет и готовиться к худшему».

Вообще-то в США имелся даже утвержденный на федеральном уровне план борьбы с пандемией на случай, если таковая нагрянет. Первый его проект был составлен еще в октябре 2005 года человеком по имени Раджив Венкайя, сварганившим сей документ буквально на коленке за один уикенд в подвале родительского дома в городе Ксения, штат Огайо. Столь сжатый срок он назначил себе сам, но от этого было не легче. Ведь не кто-то, а сам президент ждет не дождется результата.

История того, что можно с большей или меньшей натяжкой назвать «планированием мер по борьбе с пандемиями», началась в США летом 2005 года, когда президент Джордж Буш — младший прочел одну толстую книгу, а именно — тот же самый опубликованный годом ранее фолиант Джона Барри «Испанка: история самой смертоносной пандемии», от которого, как мы помним, отвисла челюсть даже у Боба Гласса. Но Буш-младший, как вполне современный президент, воспринял прочитанное в качестве очередного послания, напомнившего ему об ужасающей хрупкости и уязвимости нации перед лицом самых нелепых и одновременно изощренных превратностей судьбы. Ведь на его президентство пришлись и страшнейшие за всю историю страны теракты, и самый смертоносный природный катаклизм. Ураган «Катрина» всё еще стоял у него и перед глазами, и на повестке дня, когда президент Буш взялся за чтение долгой истории пандемии «испанки» 1918 года в пересказе Барри. Всего за полтора года вирус унес жизни от сорока до шестидесяти миллионов людей по всему миру, но Барри больше акцентировал внимание на его свирепом разгуле в Америке. Не менее полумиллиона американцев, по большей части молодых, умерло. При таком уровне смертности, учитывая выросшее втрое с того времени население США, в 2005 году это означало бы порядка полутора миллионов жертв. Если вдруг повторится нечто подобное описанному Барри, привычной жизни Америки придет конец — непредсказуемый и необратимый.

Из летнего отпуска Буш вернулся в Белый дом с пробудившимся живым интересом к пандемиям. Озабоченность президента этим вопросом привела к тому, что 14 октября 2005 года он созвал в Овальном кабинете совещание, на которое был приглашен и Раджив Венкайя. Хотя он и был младшим по возрасту и званию среди советников администрации Буша, наличие медицинского образования в данном случае придавало ему вес. Самому Венкайе это казалось весьма забавным, поскольку он никогда в жизни всерьез не помышлял о врачебной карьере, хотя и вынужден был по настоянию отца поступить в медицинскую школу. «Но даже и во время учебы я не мог представить себя сидящим в кабинете и принимающим пациентов, — рассказывал Раджив. — И сотрудником какой-нибудь медико-биологической лаборатории я себя тоже не видел. Я знал, что хочу заниматься чем-то бо́льшим. Просто до поры до времени не мог понять, чем именно». В итоге он использовал диплом медика в качестве входного билета в правительственные круги на правах советника по вопросам общественного здравоохранения. В тайное братство аппаратчиков Белого дома он вступил в 2002 году в возрасте тридцати пяти лет и начал работать в некоем странном органе с неясными полномочиями при президентском Совете внутренней безопасности. Судя по зловещему названию — «Директорат биозащиты», — эта контора призвана была защищать американский народ от разнообразных биологических угроз. Так или иначе, как раз к лету 2005 года Раджив дослужился до поста главы этого Директората.