Результатов анализов пришлось дожидаться несколько месяцев. Когда они наконец пришли, выяснилось, что вирусом гепатита C инфицированы еще четверо пациентов Томашевского. Все четверо побывали у доктора на процедурах в один день, 4 сентября 2014 года. Между собой они знакомы не были, однако идентичный геном вируса указывал на то, что все четверо инфицированы из одного и того же источника. Злую шутку с этими пациентами явно сыграла привычка доктора колоть всех подряд одним шприцем. Черити была уверена, что уж теперь-то медицинский совет штата раскопает это дело поглубже. Но там и пальцем не пошевелили. «Я им позвонила и сказала: „Мы думали, вы инициируете расследование“. А они мне: „Конечно. Вот только заключаться оно будет в том, что мы скоро пригласим вас дать официальные показания о выявленных вами нарушениях“». Закончилось всё отчетом Медицинского совета штата Калифорния с длинным списком допущенных доктором Томашевским нарушений правил и стандартов медицинской практики и отзывом у него лицензии на врачебную деятельность в штате Калифорния. Вскоре после этого власти штата Орегон вежливо попросили его закрыть свою практику и там. На том и закончилась его карьера медика.

К тому времени Черити Дин вполне усвоила, что в своей борьбе с распространением болезней она, по большому счету, предоставлена самой себе. У нее, конечно, были друзья и союзники. Медсестры государственных клиник, к примеру, и вовсе производили на нее ни с чем не сравнимое впечатление. Также она всё больше восхищалась главным юристом округа Санта-Барбара, который раз за разом щедро отмеривал ей достаточно веревки, чтобы повеситься, своими неизменными подтверждениями того, что «да, она имеет законное право делать всё, что сочтет нужным для защиты общества». Чувствовала она и глубокую связь с 57-ю другими главными врачами округов штата Калифорния, хотя среди тех, надо признать, попадались люди разные. Были и древние дедушки, считавшие, что нашли себе синекуру; были и совместители, которых, казалось, интересовал лишь приработок, но никак не сама работа. «Стандартного пути продвижения по службе, который приводит на должность санитарного врача в общественном здравоохранении, попросту не существует, вот в чем проблема, — сказала она. — Вот и имеем, к примеру, вышедшего на пенсию анестезиолога, занятого профессиональным собаководством большую часть своего времени». Но кое-кто из ее коллег на местах, подобно самой Черити, был глубоко предан своему делу и смотрел на него как на высокую миссию. Таких она любила больше всего. Но их нужды и проблемы были слишком разноплановы, что и мешало им действовать мощно и согласованно, как единое боевое подразделение. Да и должности, которые они занимали, не позволяли им в случае кризиса прикрыть ее с тыла.

Громоздкий аппарат американского общественного здравоохранения изнутри смотрелся совсем иначе, чем представлялось Черити извне. Центры контроля заболеваний[10] (CDC), высший орган власти, оказались для нее практически бесполезны. То, как они дистанцировались от нее при закрытии клиники Томашевского, вполне укладывалось в их общую схему поведения. Она раз за разом замечала за ними эту тенденцию к трусливому избеганию конфликтов.

В конце 2013 года, к примеру, вскоре после ее повышения до главного врача округа, ей позвонили из больницы Калифорнийского университета в Санта-Барбаре (UCSB) и сообщили о поступлении девятнадцатилетнего студента-спортсмена с симптомами менингита B[11]. Его госпитализировали в блок интенсивной терапии в состоянии болевого шока. Болезнь редкая, но студентов-медиков она страшно напугала, поскольку легко передается молодым людям и способна убить их в считаные часы. «В понимании студентов-медиков это одна из самых страшных болезней, — сказала Мэри Феррис, главврач университетской больницы UCSB. — Мы тогда сразу поняли, что жизни многих в опасности». Все возможные пути распространения инфекции были доподлинно неизвестны, но о том, что он точно передается со слюной, знал каждый. Согласованных инструкций, какие меры предпринимать при вспышке этой болезни на кампусе, не существовало. «Мы позвонили в CDC с вопросом, как быть, — вспоминала доктор Феррис. — Но в CDC поначалу от нас просто отмахнулись. То есть мы к ним, как к профильным специалистам, обращаемся с вопросом: „Что делать?“ — А они нам в ответ: „А ничего“».

Для начала нужно было решить проблему уточнения и подтверждения диагноза. Тут им всем повезло: приходящим врачом в ту смену оказался не кто иной, как доктор Стивен Хоси, тот самый, который в свое время лично научил Черити Дин чуть ли не всему, что она теперь знала о клинической диагностике. «Ноги у студента лиловые», — сообщил ей доктор Хоси. Однако первые результаты лабораторных анализов крови и спинномозговой жидкости на менингит B оказались отрицательными, и вроде бы можно было вздохнуть с облегчением: тревога по поводу вспышки опасного заболевания, передающегося воздушно-капельным путем, оказалась ложной. Процесс диагностики инфекционного заболевания чем-то похож на прохождение маршрута по приметам у развилок. Первый же тест — окрашивание по Граму — вроде бы исключил возможность менингита: он сортирует возбудителей инфекции по двум корзинам — и в данном случае присутствия грамотрицательных бактерий, к которым относится менингококк, не выявил. «Надежнейший тест, — сказала Черити. — Его хрен обманешь». Но в то же время там был сам доктор Хоси, который сообщал, что лиловая пигментация на глазах поднимается всё выше по ногам юноши. Как ему представлялось, необходимо было ампутировать обе ноги, чтобы остановить дальнейшее распространение инфекции.

— Вы так считаете? — переспросила она.

— А вы как считаете? — ответил он вопросом на вопрос, окончательно сбив ее с толку. Черити не могла понять, проверяет он ее, как в бытность его студенткой, или советуется с ней, как с коллегой.

— По-моему, результаты окрашивания по Граму ошибочны, — сказала она.

Оказалось, он уже поинтересовался у лаборантов, как часто им приходилось сталкиваться с ложноотрицательными результатами окрашивания по Граму, и те ответили, что пока такого не было ни разу. Но этот вопрос представлял для него сугубо академический интерес. А на практике он уже приступил к лечению юноши по сценарию, подразумевающему худшее — менингит B в данном конкретном случае.

— Я знаю, что это значит для меня, — проигнорировать заключение лаборатории и действовать исходя из диагноза «менингит B», — сказал он. — Для меня это означает совсем не то же самое, что для вас.

Иными словами, он сообщил, что ему за ошибочный диагноз ничего не будет, и с профессиональной точки зрения он ничем не рискует. Другое дело она: для нее профессиональный риск был колоссальным.

— И всё-таки что думаете лично вы? — еще раз спросила она.

— Думаю то же, что и вы: ошибочное заключение по Грам-окрашиванию, — сказал он.

И они оба были правы: заключение оказалось ошибочным, — но удостовериться в этом им удалось лишь по прошествии полутора суток. А тем вечером ждать результатов повторного анализа им было некогда. Если у одного студента менингит, наверняка есть и другие больные. Если сегодня таковых, к примеру, шестеро, на следующей неделе их может оказаться двенадцать, а еще через неделю — двадцать четыре. А если… Да о чем тут говорить-то вообще: несколько дней — и получите эпидемию. «Я знала одно: мне нужно упредить такое развитие событий, — сказала Черити, — поскольку исход битвы на 90 % решается в первые дни. Но в самом начале неизменно стоит гробовая тишина, а ты принимаешь решения настолько ответственные, что свихнуться можно от такой работы».