покрутила пальцем. — Прекрасно. Я знаю, что хочу на свой день рождения.

— Я на грани.

— Ты, нет. Но ничего страшного. Не все мы наделены чувствами и вещами.

Он снова надел часы, и меня отвлекло это движение. У Аллистера такие руки, заставлявшие девушек гадать, как они будут выглядеть на ее коже.

— Я хочу секрет, — сказала я и добавила: — Один из твоих, конечно же.

— И что я получу от этого?

— Удовлетворение, что сделаешь меня счастливой.

Я одарила его милой улыбкой.

Его взгляд упал на мои губы. Он отвернулся, но прежде чем это сделал, я увидела вспышку чего-то безошибочно греховного. Мое сердцебиение остановилось само по себе.

Он снова уперся руками в стойку.

— Сначала скажи, что тебе подарил муж.

Его голос был беспечным, хотя от него исходила напряженная вибрация, и это послало нервную энергию сквозь меня.

Я дернула плечом.

— Наверняка какое-нибудь украшение, вроде того, что он дарит мне каждый год. Не знаю. Я его еще не видела.

— Почему не видела?

— Он очень занятой человек.

— Слишком занятой для жены в день ее рождения?

Я узнала его безразличный, но злобный тон и поняла, к чему он клонит. Разочарование зудело под моей кожей.

— Прекрати, — сказала я ему.

— Чем сегодня занимался Антонио? Или, может быть, правильнее было бы сказать: кем?

Гнев царапал мне горло и глаза. Антонио больше не занимал мои мысли. Я больше не думала о нем с юным, широко раскрытым удивлением. Любовь стала горькой — если это вообще была любовь, а не увлечение. Тем не менее, предательство все еще жалило, и Аллистер разрезал эту рану, чтобы она закровоточила.

Я задохнулась от ярости.

— Я ненавижу тебя.

— Я думаю о тебе.

Эти четыре грубых слова наполнили воздух между нами, опустившись на пол с тишиной, которая потрясла меня до глубины души. Моя кровь остыла, когда тишина вышла, касаясь меня холодными пальцами.

Я уставилась на него широко раскрытыми глазами. Он наблюдал за выражением моего лица, горькое веселье промелькнуло в его взгляде.

— Вот твой чертов секрет.

Осушив стакан, он поставил его на стойку и направился к двери. Остановившись, он взялся за ручку двери, и повернулся ко мне.

— Хочешь знать, почему я не прикасаюсь к тебе?

Я отрицательно покачала головой.

— Потому что если бы я это сделал, то не остановился бы. Пока не погасил бы этот прелестный огонёк в твоих глазах. — его взгляд вспыхнул. — Не запирайся больше со мной в одной комнате, Джианна.

Он ушел, но его предупреждение осталось.

Мое сердце споткнулось, когда я спустилась по лестнице и постучала в тяжелую дверь. Она распахнулась, показывая Тару, стоящую на другой стороне. Ее яркая улыбка сменилась хмурым взглядом, когда она увидела, что это я.

— Ты же знаешь, Антонио не любит, чтобы здесь присутствовали девушки.

Она открыла дверь, чтобы заработать себе на жизнь, и все же считала себя эквивалентом правой руки президента. Не знаю почему, но каждая женщина, когда-либо стоявшая у этой двери, была разъяренной сукой.

— У тебя есть секунда, чтобы убраться с моего пути, прежде чем я понижу тебя в должности до выноса мусора.

Ее глаза сузились до щелочек.

— Ты не посмеешь.

— Испытай меня.

Гнев поднялся к ее щекам. Однако, будто только что вспомнив что-то важное, искорка озорства зажглась в ее глазах, и она широко распахнула дверь.

Что-то явно подстерегало меня, но я не могла найти в себе силы позаботиться об этом. Я была слишком измотана предыдущими словами Аллистера и взбешена тем, что Туз рассказал ему о произошедшем между нами.

Я прошла мимо нее и спустилась по короткой стальной лестнице.

Сигаретный дым висел в воздухе, сливаясь с тусклым оранжевым светом. Карточные столы стояли неподвижно, а кабинки, кружившие по комнате, опустели. Несколько человек слонялись за дверью конференц-зала, и жаркие разговоры доносились до моих ушей изнутри. Я направилась в кабинет Антонио, чтобы дождаться окончания заседания.

Проходя мимо конференц-зала, Лоренцо вышел из группы мужчин и преградил мне путь.

— Что ты здесь делаешь?

— Пытаюсь подслушать все ваши тайные планы по захвату мира.

Он сунул руки в карманы, и на его губах появилась улыбка. Лоренцо был самым симпатичным из Руссо, если вы когда-либо собирались использовать это слово для описания любого из них. Брызги крови и вид Коза Ностры обычно вызывали у них чувство симпатичности. Но каким-то образом Лоренцо все же сохранил это. Возможно, он и самый симпатичный, но я слышала, что он еще и самый странный.

— У тебя наверху вечеринка, — сказал он. — Почему бы тебе не присоединиться?

— Сначала я должна убить Туза, а потом я присоединюсь.

— Туз занят.

— Я подожду, пока он не освободится.

Мне все равно нужна была секунда, чтобы собраться с мыслями. Пока не погасил бы этот прелестный огонёк в твоих глазах. Холодная дрожь пробежала по моему позвоночнику. Что именно это означало?

Отвлекшись, я попыталась обойти Лоренцо, но он снова преградил мне путь.

— Иди наверх, Джианна.

На ум пришел озорной взгляд Тары.

— Что такого в кабинете моего мужа, чего я не должна видеть?

— Ничего.

— Ох, Ло, я знаю, что ты ничего не можешь с этим поделать, но тебе кто-нибудь говорил, что ты прозрачен?

Я закатила глаза и протиснулась мимо него.

Джон стоял у двери кабинета, одной рукой сжимая перед собой запястье. Он не был итальянцем и, следовательно, никогда не мог быть приведен к присяге, но он был доверенным человеком моего мужа с тех пор, как я встретила его, и, вероятно, всегда им будет.

— Новая прическа? — спросила я, глядя на его лысую голову.

Это была постоянная шутка между нами.

Легкая улыбка появилась на его губах.

— Одолжил немного геля для волос у Лоренцо.

Я чувствовала, как Ло смотрит мне в глаза.

— Ну что ж, мне нравится, — подмигнула я.

Я схватилась за дверную ручку, но голос Джона остановил меня прежде, чем я успела ее открыть.

— Джианна.

Я посмотрела на него и увидела мрачное выражение его лица. В этот момент я знала, что находится за дверью, но так устала убегать от нее за последний год. Мои мысли отразились в моих глазах, и он понимающе вздернул подбородок.

Я открыла дверь и вошла внутрь.