Он скрипуче рассмеялся, хлопнул ладонью по воде рядом с собой, подняв тучу брызг – часть из них попала на Роне. Паук утер лоб и, посерьезнев, велел:

– Сегодня же почини зеркало и доложи. О том, что Шуалейда жива.

– Жива. Мне срочно нужна официальная бумага от Конвента, подтверждающая, что всплеск эфира порожден темным колдовством.

– Ишь ты, бумага! Тьфу!

Оконце схлопнулось, выплеснув из чашки остатки шамьета – в этот раз на скатерть, а не на руки Роне. Эфирная буря снесла все щиты с башни Рассвета, наверняка побила половину приборов в лаборатории, выпила самого Роне до дна – но ему было все равно. Губы сами собой растянулись в улыбке, Роне вскочил, шагнул к бюро: достать бутылку пятидесятилетнего бренди.

Голова закружилась, в ногах что-то запуталось, заверещало, подпрыгнуло – и Рональд, не удержав равновесия, свалился на пол. Сверху упал скелет гоблина, сердито зашипел и, оттолкнувшись от груди хозяина острой костяной пяткой, одним прыжком нырнул в стену.

– Тюф, чтоб тебя, пьяница!..

Не закончив ругательство, Роне расхохотался и раскинул руки по ковру. Буря кончилась. По комнате летали разноцветные шаровые молнии, сталкиваясь и взрываясь с веселым треском, пахло грозовой свежестью. Было хорошо.

Но недолго.

– Роне, ты пьян! – ворвался в праздничный фейерверк чей-то голос… женский? Зефрида, моя королева?!

Вздрогнув, он обернулся – и фейерверк погас. Чудеса на сегодня закончились. С порога пристально смотрела изысканной красоты дама – изгиб бедра обрисован полупрозрачным муслином, глаза глубины и цвета Ургаша таинственно мерцают, медальон с единорогом притаился в ложбинке меж солнечно-смуглых холмов.

Ристана. Всего лишь Ристана. И призрак синей ауры – всего лишь отблеск королевского медальона, а не драконья кровь… Хотя нет. Не только медальона. Еще на Ристане следы ауры Дюбрайна, серебристо-сине-лиловые искры. Кто бы сомневался, что ночь Длинноухий провел в покоях ее великолепного высочества. И судя по тому, что Ристана здесь – ее очарование на него не подействовало, и уговаривать августейшего брата сменить невесту он не собирается. Чего и следовало ожидать.

Не вставая с ковра, Роне протянул руку к принцессе и медленно улыбнулся:

– Мое прекрасное высочество, иди сюда.

– Ты пьян.

– Тобой.

– Вставайте, ваша темность. – Ристана шагнула к нему и похлопала веером по ладони. – И сделайте, наконец, хоть что-нибудь! Ублюдок уже в Риль Суардисе, еще немного – и нам придется отдать ему проклятую девчонку!

Роне подавил нервный смешок: наедине с ним, вне предназначенного публике образа хрупкого и нежного цветка, ее королевское высочество чем-то напоминала Паука. Наверное, полным равнодушием ко всему, кроме Валанты и себя. Но ее это не портило, напротив, холодная рассудочность будила азарт, требовала сорвать еще одну маску и разбудить глубоко спрятанный огонь. Тот, который не удалось разбудить Длинноухому – ни этой ночью, ни предыдущими, сколько бы их там ни было.

– Что именно, моя Тайна?

– Что хочешь. Сожги ее, утопи, отдай зургам, выбирай сам! – Голос Ристаны был ровен, как и подобает истинной аристократке, только пальцы сжимали веер чуть сильнее, а на безупречно матовых скулах расцвели ядовитые маки. Голову она привычно склонила набок, подчеркивая собственную хрупкость. – Но если кронпринц получит мою сестру – ты лишишься не только должности… «…а я – не только Валанты, но и жизни». – Этого она не сказала вслух, но подумала достаточно громко.

– Подумаешь, должность. – Роне тактично не услышал ее мыслей. – Сплошные хлопоты и никакого удовольствия. Уеду в Гнездо, займусь научной работой.

– Роне… – Отбросив веер, Ристана опустилась на колени рядом с ним, провела ладонью по его щеке, улыбнулась нежно и зовуще: вот теперь она стала похожа на ту Ристану, в которую были влюблены все шеры королевства старше десяти лет от роду. – Не рассказывай мне сказки.

«Ты никуда от меня не денешься, мой темный шер, – звучало в этой нежности. – Ты смертельно боишься Паука. Ты убьешь десять принцесс, лишь бы не возвращаться к нему. А между тобой и Пауком стою только я. И ты знаешь, что я это знаю. И знаешь, что ты – моя единственная страсть… после Валанты, которая – моя жизнь и мое сердце».

– Все будет хорошо, – шепнул Роне, поймал тонкую, сильную руку и поцеловал запястье. – Ты веришь мне, Тайна?

– Нет, – проворковала она с беззащитной улыбкой и тут же отобрала руку, поднялась и отступила. – Вставай, Роне. Аудиенция через полчаса!

«А Шуалейда все еще жива, несмотря на все мои старания и обещанное тобой чудо», – опять не добавила она вслух, но Роне это и не требовалось. Удобно быть не только шером разума, но и мастером, который делает амулеты ментальной защиты для королевской семьи. Не от себя ж их защищать, в самом-то деле.

– Целых полчаса? Не вижу причин торопиться, – улыбнулся он и потянул Ристану к себе.

– А ты до сих пор не одет! – отстранилась Ристана и повела обнаженными плечами. – Я не буду тебя ждать.

Она демонстративно поправила белую кружевную перчатку выше локтя и посмотрела на гигантские напольные часы. Предыдущему (ныне покойному) полномочному представителю Конвента их подарили гномы, а Роне они достались по наследству. Часы были с гирями в виде птиц и тремя циферблатами: верхний, с двенадцатью делениями, показывал время, средний, с тринадцатью – день и месяц, а нижний, без делений вообще, показывал все и ничего, шесть разнокалиберных стрелок крутились, как Хиссова пятка захочет.

– Ты дивно хороша, когда сердишься, моя Тайна!

Роне вскочил на ноги, шепнув про себя сложную формулу заклинания: его шелковый халат превратился в черный бархатный камзол, шитый по моде двухсотлетней давности. «Пыли в глаза никогда не бывает много!» – Эту простую истину Паук не уставал вбивать в ученика на протяжении полувека.

Роне подмигнул Ристане, поправил кружевное жабо, заколотое бляхой Конвента, вынул из воздуха короткий плащ с алым подбоем и накинул на плечи. Предложил Ристане руку – та нежно улыбнулась и руку приняла. Еще бы не приняла! Ее коварное высочество принадлежит ему с потрохами, хоть и тешится иллюзией чистой и взаимовыгодной любви. Это осел предшественник, мягкой ему травы, поддался беззащитной улыбке и ночным глазам – с ним, темным шером Бастерхази, учеником Темнейшего Паука и потомком ближайшего соратника Ману Одноглазого, у Ристаны ничего не выйдет. Хотя бы потому, что его сердце давно занято. Не Ристаной.

Притянув ее к себе, он провел ладонью вдоль тонкой спины, коснулся губами ушка и шепнул:

– Ваше королевское высочество может не ждать.

Она не успела ответить, как он «исчез»: обернулся пеленой невидимости и бросился в соседнюю комнату, к зеркалу связи. Надо, шис дери сумрачную девчонку, проверить – в самом ли деле жива или пора удирать к зургам.

– Роне!.. – не то досадливо, не то восхищенно выдохнула Ристана, топнула ножкой и вылетела прочь из башни Рассвета.