Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушаюсь, ваше высочество! – молодцевато гаркает десятник в ответ, преданно поедая глазами наследника престола. Он признал Глеба своим командиром и готов выполнить любой приказ.
Миклос коршуном кидается в толпу, выдергивает из общей массы своих подчиненных и отправляет их к воротам.
– Строиться по десяткам!
Толпа задвигалась. Солдаты сбивались по десяткам, выравнивались. Вдоль формирующегося строя метались их командиры, подгоняя самых нерасторопных. Несколько минут и вместо аморфной, рыхлой толпы возникает четкий строй. Десятники выстроились впереди своих солдат.
К Волкову подтягиваются его спутники. Глеб торопливо обежал их глазами и облегченно вздохнул – все остались в живых. Вместе со старыми товарищами подходят двое незнакомых рыцарей.
– Густав Брэй, – представляется первый и, встав на одно колено, протягивает на вытянутых руках меч. – Моя жизнь и честь принадлежит вам, ваше высочество.
В отличие от того раза, когда в верности Волкову поклялся выкупленный из рабства отряд орков, Глеб не стал впадать в ступор. Теперь он знает, что нужно делать.
– Я принимаю вашу клятву, сэр Густав, – говорит Волков, коснувшись пальцами протянутого меча.
Рыцарь поднимается с колена и отступает назад, освобождая место своему товарищу.
– Оноре Брюс, – говорит второй, – капитан замковой стражи. Моя жизнь и честь принадлежит вам, ваше высочество.
– Я принимаю вашу клятву, сэр Оноре. Встаньте.
Волков смотрит на выстроившихся солдат. Их не меньше семи десятков. Шагает вперед, останавливается перед правофланговым десятником, смотрит ему в глаза:
– Как зовут, десятник?
Молодой, похожий на молотобойца, рослый и широкоплечий боец с темными кудрями – наверняка не одно девичье сердечко тоскует по бравому молодцу – смущается столь пристальным вниманием наследника престола к своей скромной персоне, но Глеб ждет ответа, и он выталкивает из себя непослушным от волнения языком:
– Терп, ваше высочество.
– Готов биться с туронскими захватчиками?
– Готов, ваше высочество.
Волков кивает и идет дальше.
– Как зовут, десятник?
– Бравил, ваше высочество, – отвечает следующий.
Он полная противоположность предыдущему. Низенький, битый жизнью пожилой боец. Красавцем его не назовешь при всем желании: перебитый, свернутый набок нос, передние зубы отсутствуют, покрытое небольшими оспинами лицо. Выглядит солдат не слишком внушительно, как первый десятник, но взгляд твердый и прямой. Этот если признает твою правоту, то будет стоять до конца.
– Готов сражаться с туронцами?
– Всегда, ваше высочество, – ухмыляется Бравил, демонстрируя прореху в зубах.
– Так держать, боец! – одобрительно кивает Волков и переходит к следующему.
– Как зовут, десятник?
– Колон, ваше высочество.
Колон тоже немолод. Голова солдата гладко выбрита. Лицо испещрено морщинами и покрыто темным загаром, отчего напоминает печеное яблоко.
– Туронцев не боишься?
Десятник гордо вскидывает голову:
– Пускай они нас боятся. Мы их к себе не звали.
Волков хлопает его по плечу:
– Верно говоришь: пускай они нас боятся.
Идет дальше.
– Как зовут?
– Марк, ваше высочество.
Десятник смотрит на Волкова с плохо скрываемой дерзостью в глазах, словно хочет сказать: «Посмотрим, маркиз, какой из вас командир будет».
Ну-ну… Сам так же смотрел на молодого – недавно из училища – взводного. Мол, ты, конечно, лейтенант и все такое, и погоны у тебя на плечах офицерские, но… Молодой был, глупый…
Дальше…
– Игень, ваше высочество.
– Ларош, ваше высочество.
Один высокий, худой как щепка, второй полная противоположность – низенький толстячок, но похожи, похожи… Одинаковые морщинки вокруг глаз, хищный прищур. Лучники. Вне всякого сомнения.
Дальше…
Десятников было восемь, и Волков обошел их всех. Потом вернулся назад, внимательно обвел взглядом выстроившихся солдат, запоминая обращенные к нему лица. Чувствовалось, что бойцы ждут его обращения, но Глеб не умел говорить длинные, зажигательные речи и с радостью бы переложил эту обязанность на чужие плечи, но сейчас никто не мог его заменить, и он вынужден был начать:
– Солдаты! Вам всем уже известно, что войска туронского маркграфа вторглись на наши земли. Я не знаю, когда подойдет подмога из Амели, но мы не должны сидеть сложа руки. Да, нас мало, чтобы противостоять им в открытом бою, но мы можем уничтожать отдельные отряды противника. Они не должны чувствовать себя в безопасности на нашей земле. – Он перевел дух и продолжил: – Солдаты, я не могу вам обещать ни денег, ни богатой добычи…
Кто-то из задних рядов насмешливо выкрикнул:
– Неужто казна совсем оскудела?!
Несколько человек хохотнули, но кто-то из десятников сунул за спину кулак, показав его насмешникам, и те сразу притихли.
– Поправлюсь, – ответил Глеб весело. – Я ошибся. Как раз обещать-то я могу многое, но вот выполнить свои обещания…
Сзади тихо переговаривались его спутники. Сувор с отчаянием сказал:
– Это худшая речь из всех, что я когда-нибудь слышал. Не удивлюсь, если после его обращения половина солдат разбежится.
– Если не все, – добавил Капль.
– Да, если не все.
Промолчали только орки. У них на родине от вождей не требовалось длинных речей – орки и без того всегда были готовы к бою.
Тем временем Волков продолжал:
– Сами видите, у меня с собой только доспехи и оружие. До казны ой как далеко! – Солдаты расхохотались. – Единственное, что я могу вам твердо обещать – это толпы жаждущих нашей крови врагов. Их так много шляется по нашей земле, что разминуться не получится…
Солдаты притихли, начали недоуменно переглядываться и тихо переговариваться. Сувор схватился за голову. Слова Глеба не годились для обычных солдат, они могли воодушевить только тех, кто подобно Сувору имел личные счеты с туронскими солдатами и желал лишь мести.
– Нет, ну, что он несет! – выдавил из себя нугарский рыцарь.
Те же слова произнес радостный барон Кайл, наблюдающий за сборищем через бойницу в башне.
Сувор, обуреваемый мрачными предчувствиями, пропустил большой кусок речи, и когда Волков закончил свое обращение словами:
– …Но сколько бы их ни было – мы вышвырнем их с нашей земли! Заставим заплатить сполна за каждую каплю пролитой крови!.. За каждую слезинку!..
Он был крайне удивлен. Его тягостные предчувствия не сбылись. Солдаты отозвались дружным ревом: