не имея, куда направляюсь. В висках стучало от негодования. Я осознала, что не смогу общаться с этим человеком, когда он объявится в городе. Отец бросил не только маму, он выбросил из своей жизни и нас с близнецами. Нет, это была не детская обида. У каждого своё понятие тяжести тех или иных грехов. Я всегда считала, что люди, оставившие детей - не важно, отец это или мать - не имеют право ни на оправдания, ни на вторые шансы.

Зеркала откликнулись на воспоминания. В них замелькали кадры из детства. Я на качелях, взлетающая высоко-высоко, словно вознамерилась достать подошвами сандалий неба. Мои руки в ссадинах, уверенно сжимающие руль велосипеда. Конопатое лицо соседа по парте, улыбка без выбитого переднего зуба. Учительница, пишущая условия задачи на доске. Разодетая Мартыновна, поджидающая меня на скамейке возле школы. Я видела всё это мельком. Торопливо проходила мимо, опасаясь картинок. Вдруг их безобидность - обман?

Меня догнало очередное детское воспоминание. Молодая мама возилась на кухне. Резала овощи, не обращая внимания на канючащую Яську. Сестренка сердилась и дергала родительницу за край халата. Но обе сгинули, едва я на них взглянула. В зеркале отразилось иное лицо - мужчины с ввалившимися глазами за стеклом магазина одежды. Он смотрел мимо меня. На кого-то другого.

«Это важно!» - промелькнуло в голове.

Но первая встреча с черным магом Литвиновым осталась коротким эпизодом. Зеркало показало встревоженную меня. Настоящую. Я с отвращением покосилась на глупые локоны, которыми наградил лабиринт, на непривычный макияж - неестественный, кукольный. Фыркнула, готовая отправиться дальше, но отражение подмигнуло.

Я открыла рот, пялясь на саму себя. Или кого-то иного, притворяющегося мной? Пока я раздумывала, не посетили ли меня глюки, отражение наградило ехидной улыбочкой и кокетливо поманило указательным пальцем. Но куда? В Зазеркалье?!

- Идите вы! - снова пожелала я и развернулась на каблуках.

- Ну и дура! - объявило вслед зеркало моим же голосом.

Я остановилась, судорожно придумывая достойный ответ. Но внезапно решила послать дремучим лесом осторожность. Всё равно ощутимой пользы не приносила. Вернулась обратно к зеркалу. Отражение стало обычным. Разве что выражение лица немного обалделое, да глаза сверкали ярче обычного, но то были мелочи. Я протянула руку к зеркальной поверхности, ожидая, что наткнусь пальцами на препятствие. Однако они прошли сквозь стекло и ощутили холод.

В другой момент я бы десять раз взвесила в уме все «за» и «против». Но мне осточертела неопределенность. Мысленно вспомнив недобрым словом Валентина Макаровича и сероглазую незнакомку, отказывающуюся представляться, я набрала в грудь побольше воздуха и шагнула в зеркало. Глаза ослепил солнечный свет. Слишком яркий после полумрака лабиринта.

Была зима. Вместо дурацкого розового платья на мне была теплая вишневая куртка до колен. Точь-в-точь, как я носила года три-четыре назад. Несмотря на утепление, я сразу почувствовала, насколько холодно на улице. Градусов двадцать пять, не меньше. Ледяной воздух царапнул щеки и нос. Руки сами потянулись к капюшону, чтобы накинуть его поверх черной лыжной шапочки.

Я огляделась, пытаясь определить, где нахожусь. Узнала одну из центральных улиц - Волкова. Полтора-два десятка лет назад она демонстрировала приезжим настоящий старый город с деревянными домами и редкими многоэтажками. Но сейчас от старины осталось лишь несколько аварийных развалюх, соседствующих от помпезными новостройками. Я хорошо знала окрестности. Три года снимала квартиру вместе с Антоном в глубине соседней улочки.

В сумке зазвонил мобильный. Заиграл не нынешнюю привычную мелодию, а старую из «Пиратов карибского моря», что когда-то стояла на номерах родственников. Я стянула зубами перчатку и принялась шарить на дне сумки, пока не поймала вибрирующий телефон. Экран высвечивал короткое слово «мама». Проглядев на него несколько секунд, я решилась ответить.

- Яна! - заголосила трубка. - Ты не забыла про выходные?!

- Выходные? - переспросила я, понятия не имея, о чем речь. Маман вечно придумывала для меня заботы на субботы и воскресенья. Какие напасти они имела в виду на этот раз, можно было гадать до бесконечности.

- Выходные! - припечатала родительница грозно. - Не говори, что забыла! Валера приезжает из Москвы! С вами знакомиться!

Мобильник чуть не выпрыгнул в сугроб. Я отлично помнила этот разговор. Как и само событие. Мамин разлюбезный собирался к нам в гости. Пообщаться, наконец, с отпрысками дражайшей подруги. Навести мосты, так сказать. Мы готовились к приезду не одну неделю, выслушивая истерики родительницы: я по телефону, близнецы лично. Но встреча не состоялась Из-за двух наркоманов, вскрывших квартиру в поисках лёгких денег и убивших Антона с серым котом Йодой.

Значит, лабиринт перенес меня во времени - на три с половиной года назад? За несколько дней до того, как жизнь разделилась на «до» и «после». Или не во времени? Ведь это воспоминание, в котором я - сторонний наблюдатель, а не участник. Но зачем? Почему эта дата? Ведь я ничего не могу исправить. Я не хочу помнить детали. Мне понадобились месяцы, чтобы спрятать их в самый дальний уголок сознания!

- Яна, ты слышишь?!

- Слышу, - отозвалась я на автопилоте. - В субботу. С утра. Помогать готовить. Хорошо.

Но я точно знала, что Валера приедет только через полтора года. Я же в ближайшую субботу буду лежать в постели, накачанная успокоительными средствами, утопающая в боли, осязаемой, едкой, прожигающей насквозь, как сигареты клеенку на кухонном столе. В субботу и ещё много-много дней - горьких, бесконечных.

Я не понимала, чего хотел от меня лабиринт, каких действий ждал. Лабиринт или его безумный создатель. Просто шла. Переливающийся на солнце снег скрипел под подошвами, мороз тонкими иголками колол незащищенную кожу лица. Шла мимо сквера с заиндевевшими ветками, белыми, волшебными. Мимо помпезной новостройки на месте стертой старины и невзрачного серого здания за забором, печального, тревожного.

По телу пробежали мурашки. Я сотни раз проходила здесь. Но прежде не чувствовала тоски, источаемой безликим госучреждением. Адрес «Волкова, восемьдесят» был для горожан именем нарицательным. Его произносили вместо грубого слова «психушка» или горького словосочетания «дом для душевнобольных». Странно. Почему я вдруг ощутила рвущую душу энергетику? Раньше это были только стены. Дело в магической сущности, спавшей три с половиной года назад?

- Мерзкое место. Скулит.

- Ты сам, главное, не скули. И так тошно. Лапы сводит от мороза.

Я обернулась. На меня взглянули две пары желтых глаз. С черных морд! Два лохматых пса плелись по пятам - замерзшие, поникшие, злые. Сердце провалилось. В мозгу застучало «Бежать! Бежать!», но ноги задеревенели. Или застыли, если брать в