Выдержав паузу, Дирлевангер добавил:

— А фото— и видеоматериалы мы перешлем в Москву недели через две. За это время слух о гомосексуальных причудах русского майора широко распространится среди ваших боевых товарищей…

Белесые глазки вперились в лицо Тарасова. Контрразведчик любовался произведенным эффектом.

«Эх, жаль, гнида, что мой дед не встретил твоего деда в сорок третьем под Курском! — подумал Артем. — И угроза какая-то глупая — в пидарасы, говорит, запишет… Черт их разберет, этих венесуэльцев!.. Только без нервов, Тема, — фашисту недобитому только того и надо…»

— С удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством! — широко улыбнулся Тарасов.

Дирлевангер ткнул в кнопку, скрытую под крышкой стола, и на пороге вырос чернокожий верзила с крошечной бугристой головой на бычьей шее.

— В шестнадцатую, — бросил контрразведчик и отрешенно уставился в монитор.

Поднимаясь со стула, Артем бросил короткий взгляд из-за плеча: господин Дирлевангер играл в компьютерную игру.

В сырой низкой камере, которая странно напоминала пошлую российскую КПЗ-ИВС, было полно народу. Едва переступив порог, Артем зажмурил глаза: не продохнуть.

Какая смесь одежд и лиц! Черные и грязно-белые, загорелые, одетые в лохмотья и вовсе голые, узники сидели у стены, лежали вповалку, стояли. В углу тип с копной черных волос, перехваченных лентой, бренчал на гитаре. Нары забиты доверху потными черно-белыми телами. Вентиляционное отверстие наверху всхлипывало — там пытался работать вентилятор.

На вошедшего поглядели без интереса — еще один попался…

Времени и желания церемониться у Тарасова не было. Оттолкнув чью-то синюю в прожилках рожу, Артем шагнул к ближним нарам, выгодно расположенным под вентиляционной решеткой, и дернул за вяло свисавшую со второго яруса босую ногу.

— Какого черта… — прогнусил сверху голос.

Тарасов рванул сильнее, и чья-то вонючая туша с грохотом обрушилась на сидящих внизу зэков. Гам поднялся невероятный — такое Артему доводилось слыхивать разве что на базаре в Грозном, когда его бэтээр задел лоток с сигаретами и тушенкой. Только сейчас орали не десять баб, а четыре десятка мужиков. Шум, как огонек по запальному шнуру, обежал камеру. Каждый орал о своем.

Легко подтянувшись на руках, Тарасов улегся на освободившееся место. Не то чтобы прохладно, но терпимо. И воняет меньше… Рядом на верхнем ярусе лежал бородатый немолодой негр. Он поднял свое похожее на начищенный сапог морщинистое лицо, недовольно скривил толстые губы и снова откинулся на нарах.

— Эй, ты, мать твою! — горланили снизу. — Слезай, мать твою, кто ты там такой!..

Грубые голоса повторяли изощренные ругательства, и Артем без спешки спустился вниз. Зэки образовали полукруг, в центре которого стоял тот самый сброшенный с нар толстяк. Его лицо тряслось от бешенства, а неопрятное брюхо от возмущения колыхалось.

— Да кто ты такой, мать твою! — проревел толстяк, бросаясь в атаку.

Тарасов уклонился от выставленных волосатых кулаков и подставил толстяку подножку. Тот с размаху впилился лоснящейся мордой в угол нар.

Толпа возбужденно ухнула. Толстяк грузно поднялся на ноги, вытер кровь и сопли с разбитого носа. Он смотрел на противника исподлобья, словно бык. Артем, скучая, ждал нового броска — этот тип оказался слабым противником.

Толстяк широко взмахнул рукой, и в его пальцах сверкнул нож. Другой пошел разговор…

Артем сделал ложный выпад, поднырнул под руку с ножом, с хрустом вывернул жирному зэку локоть. Отшвырнув ревущее склизкое тело, Тарасов с размаху вогнал нож по рукоять в деревянную стойку.

Артем сделал шаг назад и скрестил руки на груди. Этот театральный жест, который — как и все только что произошедшее — не произвел бы впечатления на российских урок, поразил темпераментных латиносов. Кто с ворчаньем, кто со смехом — они разбрелись по своим углам. Двое склонились над надолго отрубившимся толстяком, авторитет которого в камере мгновенно упал. Гам стих.

Тарасов взобрался на отвоеванное место, не переставая контролировать местность. Сосед, наблюдавший за поединком, снова смежил веки, и Артем немало удивился, услышав его хриплый негромкий голос:

— У тебя есть сигареты?

Тарасов молча протянул тому криво надорванную пачку. Закурив, негр долго пускал в потолок кольца дыма, а потом вдруг спросил:

— Ты из России?

Артем на мгновение опешил от такого вопроса, но быстро нашелся:

— Тебе какое дело?

Сосед рассмеялся, потом закашлялся и, сплюнув, сунул горящий окурок вниз, кому-то в жадные руки.

— Ты не из местных красавчиков, но белый и чистый, кроме того, не американец — тот сразу навалил бы в штаны. Это раз, — принялся загибать узловатые пальцы чернокожий. — Второе. Ты сразу взял быка за рога — ты явно не впервые в каталажке. Это два… Плюс моя интуиция! — закончил сосед.

— Ты неплохо знаешь то ли русских, то ли тюрьму, — усмехнулся Тарасов.

— А я учился в Москве, — ощерил губастый рот в улыбке сосед. — Правда, очень давно — еще при генсеке Брежневе. И немного говорю по-русски… — чернокожий с треском потянулся и прогнусил: — Е… твою ма-а-ать!

Артема выводили на рассвете. Прошли всего сутки его комфортного пребывания в камере. Конвой был сдержан и деликатен — никто из дрыхнувших зэков не проснулся. Только чернокожий с соседней лежанки, не открывая глаз, пожал Тарасову плечо: бывай, мол, земляк!

На выходе скуластый конвоир обменялся с охранником несколькими фразами на незнакомом Артему языке.

— Куда едем, начальник? — нагловато поинтересовался Тарасов.

Конвоир отвел глаза.

«На расстрел, что ли? — мысленно удивился Артем. — Только не их это порядки… Какого черта?»

Узкоглазый конвоир заботливо защелкнул наручники на своем левом запястье и правом запястье заключенного и дернул: вперед!

За резко открывшейся дверью в бледнеющем свете прожектора молочной белизной светился борт микроавтобуса. В салоне сидел второй конвоир, который даже не удосужился выйти. Первый подтолкнул Тарасова к двери — впрочем, довольно бережно.

Артем повторил свой вопрос уже более напряженным тоном, но ответа и на сей раз не последовало. «Да пошли вы на хер со своим правовым государством!» — зло подумал майор.

Машина покатилась по асфальту, завелся с опозданием мотор. Незаметный за занавеской водитель выругался. Поплыли мимо окон облезлые постройки в колониальном стиле да аккуратные домики между купами лохматых деревьев. Потом началась обычная трасса, с полосатыми столбиками ограждения по обеим сторонам от нее.

— Мне хочется пи́сать, — громко заявил Артем и зачем-то добавил по-русски: — До ветру надо!

Артем ушам своим не поверил, когда узкоглазый бросил водителю: