— Вы забыли сказать “пожалуйста”, — я шлепнул вновь.

Стена теперь напоминала толстую пупырчатую пленку, покрытую множеством глаз, и с каждым моим прикосновением вибрировала все сильнее, готовая вытолкнуть еще больше Темноты наружу. А ведь при мощном резонансе этот дом даже может убить.

— Пожалуйста, прекратите! — с досадой выдохнула Дарья и опустила руки.

Судя по ее лицу, наконец поняла, что я могу доставить куда больше проблем, чем этот дом.

Я снова приложил ладонь к стене, но вместо очередного хлопка мягко провел по черной пузырящейся поверхности, с которой гостиную осматривал десяток глаз, и плавно надавил, словно закрывая веки каждому из них. Дом, казалось, дрожал в ответ.

— Успокойся, — сказал я, ощущая нервное биение под своей ладонью. — Я приехал.

Удары по ту сторону постепенно стали становиться глуше, будто пульс из ускоренного возвращался в нормальный. Дребезжание оберегов вокруг становилось тише, а затем все глаза разом послушно закрылись, и чернота бесследно растворилась в стене, вернувшись туда, откуда пришла, и услышав то, что я до нее донес.

Видишь, твой дом меня помнит — не то что ты.

— Пока вы здесь, — я повернулся к притихший Дарье, — вам не нужно переживать, что рассердится дом. Переживать нужно, что рассержусь я.

— Делайте, что хотите, — после паузы отчеканила она. — Только делайте это поскорее. Пожалуйста.

Развернулась и, стуча каблуками, направилась прочь — из гостиной в темный коридор первого этажа, где были гостевые комнаты. Следом громко хлопнула двери, и обиженно зазвенела кучка висящих на ней оберегов.

“Ой, как ей не терпится от тебя сбежать, — прокомментировал Глеб — Все-таки бесить людей — твой профессиональный талант…”

Закинув вещи в приготовленные комнаты и попрощавшись с Савелием, которому пока дверь в подвал не откроется, делать в этом доме нечего, мы решили развеяться и набраться сил. До темноты тут в любом случае делать нечего и нам — Темнота об этом позаботилась. Вот такой каламбур.

Так что мы с Глебом направились в одно милое местечко неподалеку с яркой мерцающей вывеской в форме полуголой девицы. Стоило зайти, как нас тут же облепили сочные красотки, оправдывая вывеску, и растащили по приват-кабинкам, где девочки сначала разделись сами, а затем устроили стриптиз и нашим карманам. Правила в заведении оказались строгими: дадут посмотреть по одному тарифу, потрогать по другому, а отсосут по третьему. По итогам нас раздели почти на тысячу имперских рублей — раза в три больше, чем в родном захолустье. Хотя сервис был таким же, как и там. Могли бы брать и меньше с учетом качества услуг. Для справки: на эту сумму провинциал может снять в столице квартирку. Но, конечно, это важно, только если негде жить — нам-то было где.

Расслабившись и поужинав, мы вернулись обратно в дом, как раз к закату, который живописно окрашивал безлюдную улицу. А еще говорят, что в столице не протолкнуться — у нас же тут ни одного соседа.

Напоследок мы разожгли камин и устроились в креслах около него, любуясь на горящие поленья. Огонь словно немного разгонял Темноту, которая к вечеру, казалось, стала в гостиной еще гуще.

— Я тут подумал, — заговорил Глеб, глядя на черные капли, сочащиеся по стенам, — а сколько стоит кубик скверны на рынке?

Отличный вопрос — знал, о чем спрашивал. Потому что скверна сейчас даже дороже нефти — во всяком случае, именно ее называли жидким черным золотом. В некоторых сделках скверну даже использовали для бартера, и эта валюта была надежнее, чем доллар, фунт стерлингов, швейцарский франк или немецкая марка. Да куда там: даже надежнее, чем золотой имперский рубль.

Кубик стоил порядка пятидесяти золотых рублей — что, в принципе, довольно много. Два кубика — и семья среднего достатка может питаться полнедели. Двадцать кубиков — и провинциал может снять вполне приличное жилье в столице.

Мы же сейчас фактически сидели на источнике — причем не только в переносном смысле. Судя по смачному бурчанию откуда-то снизу, подвал был прямо под нами — как раз под двумя креслами у камина. А бурчание было таким, словно там взрывались гейзеры.

— То есть, вот если взять это все, что есть в подвале, — Глеб поерзал на бархатном сидении. — А в подвале там наверное кубиков… наверное до хрена, — очень точно подсчитал он. — Сколько же мы тогда сможем заработать?

— Вы не о том думаете, — подала голос мадам из Синода, коротавшая вечерок с книгой в другом конце гостиной. — Пока у дома не появится новый хозяин, никакой скверны добыть не получится.

— Сотни тысяч? — друг продолжал усиленно подсчитывать в уме. — Миллионы? Это ж сколько бабла!.. Да все сучки столицы наши будут!..

С другого конца гостиной раздалось выразительное “ХМ!”

— Тут вообще-то дама, — прилетело следом.

“Прояви немного манер,” — посоветовал я.

— Прошу премилостиво меня извинить, — Глеб повернулся к ней, — но за даму вас в этой форме сложно принять. Вот если бы вы ее сняли…

Поморщившись, дама повернулась ко мне.

— Угомоните вашего родственника, пожалуйста!

— Да вы не беспокойтесь, — отозвался я. — Если не будете раздеваться, то вам ничего и не угрожает.

— Да что вы за люди! — буркнула Дарья. — Как с вами под одной крышей жить-то можно!

А ведь, судя по лицу, раньше она и правда думала, что самая большая нечисть в этом доме обитает в подвале.

— Давай, как станем миллионерами, — вернулся к теме друг, — свой стрип-бар откроем.

— Ты же еще днем хотел кабаре.

Не давая дообсуждать эти увлекательные планы, кто-то постучал во входную дверь. Довольно громко и довольно настойчиво, чтобы это можно было принять за ветер. Мы с Глебом переглянулись.

— Открой, — предложил я.

— Твой дом, ты и открывай, — быстро сказал он.

— Если бы этот дом на самом деле был ваш, — влезла мадам с другого конца гостиной, — вы могли бы открыть эту дверь, не поднимаясь с места.

— Ну так может, вы откроете, — я повернулся к ней. — Вам все-таки ближе.

— Я что, по-вашему, прислуга?

Увы. Тогда бы мне не пришлось поворачиваться. Стук в дверь настырно повторился, как бы намекая, что незваный гость так просто не свалит. Мы с Глебом снова уставились друг на друга.

— Даже не думай, — заявил он, —