куда — откуда уже не выбраться. А эти два молодых хама сидели как ни в чем не бывало, словно их не пронимало вообще. У них интуиция есть? Хотя бы инстинкт самосохранения у них же должен быть… Неужели ничего не чувствовали?

Кто такой вообще этот сын Григория Павловского? Откуда он взялся? Парень как из колодца выпрыгнул. Представляй он из себя хоть что-то, о нем бы уже давно все слышали. Но для обычного человека он вел себя странно. Если уж он, Юрий, сумевший заключить сделку с Темнотой, там еле выдержал, то обычный человек в этом доме находиться бы просто не смог — содрогнулся бы и уже давно сбежал. Кто этот парень вообще такой?

Последние лучи заката почти исчезли в ночи, и, наплевав на все, делец перешел на бег. Главное — успеть до темноты. Черт знает, вроде все прошло благополучно, но мало ли, что там может со спины прилететь.

Обогнув угол, он выскочил к черной машине, стоявшей прямо у знака “Осквернено. Опасная зона”. Эх, знал бы про этот знак, взял бы в два раза больше за услуги. Он поймал свое отражение в зеркале заднего вида и поморщился. Лицо бледное, будто раскрасили мелом, шейный платок насквозь промок от пота — теперь еще и на химчистку тратиться. Одни потери. Распахнув дверцу, Юрий плюхнулся на заднее сидение и только здесь немного выдохнул. Хорошо хоть, что мумия, которая сидела тут же, неплохо платила.

— Ну как? — прохрипел старик иссохшимися губами.

— Отказался.

— То есть не уговорил? — дряхлая рожа скорчилась. — Идиот, надо было предложить больше! Кто тебя вообще учил работать?

Эх, надо было еще повысить ставку за вредность.

— Но вы же сами говорили, что это максимальная сумма.

— Но своей-то головой надо думать!

Вот же вонючий старый чирий. С кем только не приходится иметь дело.

— А вы уверены, что этот дом вам нужен? Я всего ничего в нем пробыл, а меня уже…

— Потому что ты — слабак, — с презрением сплюнул старик. — А этот дом — настоящая жемчужина, если у тебя достаточно сил с ним справиться!

Так и подмывало спросить: а почему ж тогда ты сидел тут? Старый хрыч явно ощущал вибрации и витающую в воздухе опасность — раз не рисковал даже из машины высунуться, только приказы отдавал. А ему приходилось исполнять эти идиотские приказы.

— Сын Павловского… что ему надо? — морщинистая рука требовательно взмахнула.

К счастью, прежнего хозяина особняка Юрий лично не знал — лишь видел пару раз. Но будь тот жив, вообще бы ни за какие деньги в этот дом не пошел.

— Сказал, что не собирается продавать.

— Да какая разница, что он сказал! — ну вот, старик опять развонялся. — Ты работать должен! За что я только плачу?!

— Конечно, господин, я понял. Завтра все исправлю.

На некоторое время в салоне повисла тишина, а потом иссохшиеся губы снова задвигались.

— То есть, — старикан забормотал себе под нос, — этот молокосос приехал из ниоткуда туда, где его не ждали, и думает, что он здесь нужен? Ну посмотрим, доживет ли он до завтра… Может, и исправлять ничего не надо…

Моя новая комната была моей старой комнатой, которую я когда-то давно занимал. Правда, выглядела она немного не так, как я ее помнил. Черные капли, как и в гостиной, гроздьями свисали по стенам. Мебель казалась дряхлой и старомодной, а из окна открывался вид на безлюдную темную улицу, освещенную тусклым фонарем и луной. Зато в глубине дома больше не подвывало — наоборот, он будто утонул в тишине. Ни голосов, ни скрипа дверей, ни топота ног, когда все дружно разбредаются по комнатам — как в усадьбе у дяди.

Здесь же, несмотря на размеры особняка, жильцов только трое. Дарья обосновалась на первом этаже, словно специально поселившись как можно дальше от нас. Мы с Глебом устроились на втором, и он уже дрых в паре дверей отсюда. Соседнюю же со мной комнату я решил оставить для кое-кого другого — кого тут сейчас не хватало. Тут вообще не хватало людей — в этом доме никогда не было так пусто.

Савелий сказал, что в последние месяцы его мессир жил один. Странно. Тут всегда жили женщины — пифии, если точнее. Их было полно — как воробьев в щедрой кормушке. Десятка два, не меньше — хотя я тогда еще не умел считать. Зато в памяти остались спадающие по плечам локоны, глаза с широкими черным зрачками, почти без радужки, длинные белые платья и босые пятки — они почему-то всегда ходили по дому босые. А в темноте порой казались призраками. Все красивые, женственные и чуток безумные. Бывало, свернешь за угол — и сразу кто-то подхватывает, тискает, прижимает к груди, что-то ласково напевая или пытаясь расцеловать. Сейчас бы я не отказался обнять хоть одну из них. Этот дом был напрягающе пустым.

Как здесь можно жить одному?

Кто вообще в своем уме останется наедине с Темнотой?

На тумбочке у кровати заерзал смартфон, словно вырывая из ночной тишины. Та, о ком я как раз недавно думал, хотела моего внимания. И отлично знала, как его привлечь. Уля прислала фото, охотно пополняя мою коллекцию приятных изображений. Лица на снимке не было — он начинался от шеи и заканчивался у талии. По обнаженной коже обильно струились капли воды, пока ладонь с длинными бледно-розовыми ноготками дразняще сжимала аккуратную грудь, будто напоминая, какая та упругая. Следом пришло и сообщение.

Уля: “Угадай, кого тут не хватает?..”

Я перезвонил, и через пару мгновений она ответила. Включенная камера поймала раскрасневшееся лицо, мокрые разбросанные по плечам волосы и тонкий халатик с вырезом, открывавшим вид на заманчивую ложбинку. Капли воды еще поблескивали на коже, явно показывая, что выскочила из душа только что. Этакий прямой репортаж.

— А почему не в том же виде, что на снимке?

— Чтобы ты лучше понял, что оставил, — парировала Уля.

— Думаешь, не заберу?

Она улыбнулась.

— Как устроился?

— Вот примерно так, — я обвел камерой комнату. — Это моя дверь, это окно, это шкаф, а это моя новая кровать. Угадай, кого здесь не хватает?

— Твоего альбома для рисования, — чуть ехидно отозвалась она.

Вот же прицепилась к этому альбому. У меня с одной тобой только три под кроватью лежат, причем во всех позах