— Открою здесь стриптиз-клуб и поставлю тебя администратором зала.

Я изгибаю бровь.

— Администраторам в стриптиз-клубе платят больше. Прекрасная идея. Валяй.

— И введу рабочую форму, — фыркает Элиас, прекращая подпирать косяк и идет медленно ко мне, — короткие юбки и блузки с декольте.

— И еще одна отличная идея. Летом будет не жарко.

— А в договоре пропишу обязательный интим с начальником, — Элиас останавливается напротив меня и улыбается.

— И у тебя будет интим с трудовой инспекцией. Элиас, ты сейчас явно блефуешь, — парирую я, усмехнувшись. Мужчина закатывает устало глаза, я собираюсь улизнуть, пока он видит только потолок, но мой маневр преграждает рука, грохнувшая ладонью в стену.

— Куда?

— Слушай, просто отстань. Ты ведешь себя, как подросток, — я пытаюсь его обойти, но он преграждает мне путь со всех сторон, упираясь обеими руками в стену за моей спиной. Я ощущаю себя неуютно. Наши весовые категории сейчас крайне неравны, — Боже, да что тебе надо от меня?

— Поцелу-уй меня, Никольская, — с усмешкой тянет Элиас, склоняясь надо мной, как хищный коршун над зайчонком, и я настороженно наблюдаю за ним, — я ночами не спал все эти пятнадцать лет. Сжимал простыню в зубах, мечтая о тебе.

— Придурок, — выдыхаю я, отступая, — ты что несешь?

— И каждое утро вспоминал тебя… В душе.

— Ты точно тогда головой приложился, Элиас, — я пытаюсь пройти сквозь стену, но она больно плотная для таких маневров. Пока Бергман пытается зажать меня в уголке, и, кажется, вдыхает запах моего дурацкого шампуня с нотками освежителя, — я тебе сейчас снова врежу.

— Я разрешу тебе делать со мной, что захочешь, Настя. Хочешь, куплю наручники?

— Лучше намордник купи себе!

— Давай выпьем сегодня чашечку чего-нибудь где-нибудь? — этот наглец нагло трется носом об мою шею, оставляя на коже предательские мурашки, — и я тогда сейчас отстану от тебя. До вечера.

— Боже! — я кладу руку ему на лицо и пытаюсь его отодвинуть, — Бергман, курсы пикаперства, которые ты прошел, дико хреновые!

— Никольская… — он сбрасывает мою руку и насмешливо смотрит на меня, продолжая нести дичь прямо в лицо. Ни один мускул не дрогает! — если ты мне откажешь, я распечатаю твою фотку и повешу в спальне. И буду думать о тебе чаще.

— Господи, хорошо, давай чего-нибудь выпьем, только замолчи и отстань!

— Супер, — Элиас выпрямляется, как ни в чем не бывало, и спокойно смотрит на меня, — заеду за тобой после работы. До вечера, Никольская.

Он разворачивается и уходит, насвистывая какую-то мелодию, а я остаюсь торчать одна, хлопая глазами. Точно ненормальный.

Элиас.

Я сажусь в машину, глянув на всякий случай в зеркала — чтобы убедиться, что не спалился нигде перед Региной. От футболки несет ее удушливыми духами за километр. Пометила, мать ее.

Честно говоря, когда она поймала меня с утра в новом отеле, я все-таки, подумал, что девица реально решила предложить выгодно посотрудничать. Она даже вела себя достаточно нейтрально, сдержанно, и по-деловому. Только стоило нам переступить порог ее забегаловки, как начался цирк с конями.

Смотрю на себя в зеркало, почесав красные пятна на щеке и усмехаюсь. Да хрен с ней. Зато я встретил Никольскую. Опять. Совершенно случайно. Будем считать, что это судьба, Анастасия.

Кстати, о ней…

Мне достаточно пятнадцати минут по пустым дорогам, чтобы добраться до своего дома, едва не задохнуться от запаха перегара, и растолкать Ксюшу, нагло дрыхнувшую без задних ног и пускающую слюни в мой диван. Мелкая коза.

— Эли, дай поспать, — ноет сестренка, пытаясь отпихнуть меня ногой. Звонкий шлепок по заднице, и она, взвизгнув, подпрыгивает, — ты дурак, что ли?!

— Поднимайся, — произношу я, стоя над ней, как надзиратель над заключенным, которого приговорили к смертной казни, — реще булками двигай. Я отвезу тебя к родителям.

Она возмущенно смотрит на меня одним глазом, потирая попу. Второй еще закрыт. Настенные часы показывают половину восьмого. Ну да, после таких возлияний трудно оторваться от подушки в такую рань.

— У меня синяк будет, идиот, — шипит сестренка, — Я не одна из твоих силиконовых телок, чтобы меня можно было так по жопе бить.

— Ты все сказала? — я приподнимаю иронично бровь.

— Нет, не всё. Я не поеду к родителям. От меня пахнет, — она отворачивается к подушкам дивана и тоскливо вздыхает, — сорри.

Нет уж, Ксюша, не извиню. Я беру ее за шкирку, стаскиваю с дивана и перекидываю через плечо. Раньше она была потяжелее. Сейчас — почти невесомая, с тех пор, как похудела. Почему-то у нас все в семье сначала бегают толстяками, а потом что-то идет не так. Честно говоря, когда-то я думал, что начал худеть после больницы. Потом, на примере Ксюши понял, что просто так.

— Элииииии!!! — девчонка колотит меня по спине кулачками, и от ее визга вздрагивают окна, — я тебя убьюуууу!!! Оставь меня, я отосплюсь!! Ты знаешь, что мне сделают, унюхав перегар?!

— Ничего, Ксюша. Ты совершеннолетняя, — я неумолимо несу этого извивающегося на плече огромного червяка к двери.

— Это ты так думаешь! А папа меня ремнем бьет!

— Сними квартиру и живи самостоятельно.

— А кто меня отпустит жить самостоятельно?!

Я усмехаюсь. Честно говоря, проблема есть и в Ксюше, и в наших родителях. Она самая младшая из нас и девочка. Поэтому родители, словно коршуны, раскинув свои заботливые крылья, стараются уберечь ее от любых трудностей и гадостей в жизни.

Ну, а Ксюше не хватает духу расставить все точки над «и», показать им, что она уже взрослая. Она пытается, но выходит у нее это сильно по-детски и неуклюже. «Если я устроюсь на работу, вы будете отпускать меня гулять до утра?» — это ее фразочка.

И вот опять… «кто меня пустит жить самостоятельно?»

Я запихиваю это брыкающееся существо в машину, хлопаю дверью и сажусь следом. Серые глаза Ксюши — как штормовое небо, мрачно смотрят на меня, и вот-вот прольются ливнем слез.

— Я куплю тебе «Алказельцер», — сообщаю я ей, а она поджимает губы.

— Спасибо, братик. Но это меня не сильно спасет. У них есть трубочка, в которую они меня заставляют дышать.

О, Господи. Я в шоке завожу машину, отъезжая от дома. Трубочка, блин? Ну, окей, родители, конечно, после моего выпускного стали немного помешаннее на контроле, но тут как-то уже перебор…

— Я поговорю с ними, Ксюша, — успокаиваю ее я, потому что я в любом случае хочу с ними поболтать.

И о прошлом, и о настоящем.

И Алказельцер Ксюше, все же, куплю, да и себе что-нибудь от аллергии, в конце концов.