Искромсав гобелен и оставшиеся джинсы, Николай Евграфович разложил квадратики на полу. Где гобелены, там и мильфлеры[9], и он добавил оставшиеся лоскуты фланелевой рубашки в мелкий цветочек. По углам расположил куски гобелена, вырезанные по форме букетов. Получилось неплохое обрамление, но в центр явно просился сюжетиц, как говорил Алексей Константинович. Николай Евграфович сразу отмел рыцарей и замки — слишком по-диснеевски.

Он подошел к делу, т. е. поиску сюжета, вполне по-профессорски: начал изучение предмета со знаменитого гобелена принцессы Матильды[10], она же жена Вильгельма Завоевателя, и постепенно добрался до шпалер по рисункам Рафаэля. Он так погрузился в изучение предмета, что не сразу обратил внимание на необычные звуки, доносившиеся из сада. Цоканье копыт.

Никак кто-то из соседей приобрел лошадь и отправился на верховую прогулку. Интересно, кто? И Николай Евграфович вышел из дома, чтобы взглянуть на столь необычного домашнего любимца. К его изумлению по дорожке между кустами сирени и жасмина ему навстречу шла женщина, ведя под уздцы белого коня. Женщина была одета в длинное пышное платье золотистый перевитый обруч держал наброшенный на голову легкий розовый шарф. Конь послушно вышагивал рядом. Вот только конь был не совсем обычным: на его лбу красовался серебристый крученый рог. Николай Евграфович поморгал, рог не исчез. Неужели все-таки единороги существуют? Те самые благородные и печальные герои мифов и волшебных сказок? И, выходит, Ансельм Кентерберийский[11] был прав? Нет, по поводу единорогов он вроде бы ничего не говорил. Но ведь это он утверждал, что, если мы что-то отрицаем, значит это откуда-то попало в нашу голову, а значит, оно может существовать и в реальности. Выходит, старик-то не ошибался.

«Что-то я увлекся Средневековьем, — одернул себя Николай Евграфович. — Наверное, фильм какой-нибудь снимают».

Дама учтиво поклонилась.

— Сударь, не будете столь любезны показать дорогу в Кентербери?

— Добрый вечер. Сударыня, — чуть замявшись, добавил Николай Евграфович. — Кентербери далековато отсюда. Прямой дороги, к сожалению, нет.

— Жаль, — дама заметно опечалилась.

Николай Евграфович почуствовал, что тоже немного расстроился.

— Могу я что-то для вас сделать?

— О да! Не могли бы дать воды моему Орландо?

Сообразив, что Орландо — это конь, он же единорог, Николай Евграфович налил из садового шланга воды в пластиковое ведерко и поднес скакуну.

— Может и вы кофейка выпьете?

— Кофейка? — непонимающе переспросила дама.

«Здорово играет. Может, поскольку я не Станиславский, то… верю!» — усмехнулся про себя Николай Евграфович.

— Ну выпьете что-нибудь горячее. До Кентербери путь не близкий. Заходите в дом, — радушно пригласил Николай Евграфович, соображая, куда бы привязать лошадь, чтоб ветки не обгрызла.

Но конь вошел в дом вместе с хозяйкой. Она села в кресло, он аккуратно лег рядом.

— Может и сосисочку разогреть? — засуетился Николай Евграфович.

Через минуту из кухни распространился аромат жареных сосисок и горячего хлеба. К ним был тонко нарезан огурчик. Все сервировано на подносе, не забыты и салфетки.

Николай Евграфович торжественно водрузил угощениье на столике перед дамой. Поколебавшись немного, вернулся на кухню, щедро высыпал в тазик пачку овсяных хлопьев и поставил перед Орландо.

Гостья озадаченно смотрела на поднос, повертела в руках вилку, потом осторожно взяла сосиску рукой и откусила. Видимо, изделия «Вкусвилла» пришлись по вкусу. Ела она с аппетитом, и Николай Евграфович подложил ей добавки, а заодно и себе взял порцию.

Покончив с трапезой, дама оглядела комнату.

— У вас очень необычно и так красиво. А где ваши слуги?

— Эээ, дал им сегодня выходной.

— Выходной? Это что?

— Ну отпустил на день, чтоб на своих огородах поработали.

— Вы очень добрый хозяин.

— Ну не так, чтобы очень. Но иногда хочется побыть одному, знаете. А они тут мельтешат, пылесосят, порядок наводят.

— Пылесосят?

— Ну да, пол моют. Вы как кофе любите? С молоком? — перевел Николай Евграфович разговор в другое русло.

Он очень старался, варил кофе по всем правилам и вышел из кухни, чинно держа в руках поднос с двумя чашками дымящегося кофе, сахарницей и сливочником.

Дама сначала с опаской распробовала напиток, потом добавила сливки и сахар и в конце концов пришла в неописуемый восторг. Щеки ее порозовели, взгляд оживился. Она явно приободрилась и, может быть, даже забыла о своем Кентербери, если ей вообще туда надо было.

Николай Евграфович уже собирался распросить о съемках фильма, но дама поднялась и учтиво поклонилась.

— Я благодарю вас, сударь, за гостеприимство. Вы были очень добры ко мне и Орландо. Мы продолжим наш путь.

Она вышла на крыльцо, единорог чуть припал на передние ноги, давая ей возможность сесть боком на его спину.

— Счастливого пути. Будете в этих краях, заезжайте.

Дама грациозно наклонила голову, улыбнулась, и ветки сирени и жасмина сомкнулись за единорогом и его всадницей.

«Надо будет соседку пораспросить, что за фильм снимали. Она все знает», — подумал Николай Евграфович и отправился на кухню помыть посуду. Но на кухне все было, как и до прихода гостьи. Стояла только одна чашка с остатками кофе, и даже сосиски все оказались на месте за исключением одной, которую съел сам Николай Евграфович.

«Так что? Никого не было? Или все-таки был?» — размышлял он, гляда на тазик с остатками овсяных хлопьев.

Но он не стал тратить время на эти раздумья, ибо вдруг понял, что должно быть в центре композиции нового покрывала.

Из гобелена он выкроил даму в пышном платье, а из белой льняной скатерти, испорченной коричневым пятном от утюга, — красавца единорога. Гугл подсказал, как пришиваются аппликации.

Дама с белоснежным единорогом на синем джинсовом фоне с вкраплениями мелких цветочков смотрелась умопомрачительно. Но все-таки чего-то не хватало, какого-то заключительного штришка. Николай Евграфович придирчиво смотрел на свое творение. Он еще порылся в утробе шкафа и нашел то, что искал. В углу валялась, видимо, упавшая с вешалки лет сто назад и с тех пор забытая, кружевная розовая блузка. Николай Евграфвич взялся за ножницы и недрогнувшей рукой откромсал рукав.

Голову дамы украсил шарф из тончайших кружев. Покрывало было закончено.

— Ну как, пригодилась штора? — весело спросил Алекей Константинович, одновременно роясь в портфеле в поисках телефона.

— Даже очень. Ты знаешь, такая странная вещь со мной произошла, смеяться будешь, — и Николай Евграфович поведал о визите, назвав все, правда, сном и упустив подробности с овсянкой.

Алексей Константинович слушал внимательно.

— Думаю, дорогой профессор, вы попали в, так сказать, творческий поток. Даже сказал бы — половодье. Это — за гранью реальности. Там другие законы действуют. И неважно, что творить: лоскутное покрывало или высекать Давида. Ну что ж, —