– Эй, немедленно! – прорычал Хомер. Шея его налилась кровью.– Бросьте рубашки в холодную воду! Пошевеливайся, урод! Быстро, а то…

– Глен Квентин, о боже, – произнес Томми Вильяме, это былиего последние слова, потому что Хомер Джесуб, этот образец гуманности, ужеопустил свою дубинку на череп бедного парня. Томми упал на пол лицом вниз, приэтом лишившись трех передних зубов. Очнулся он уже в одиночке, где и провел всюследующую неделю на диете Нортона. Плюс черная отметка в его карточке.

Было это в феврале 1963 года, и Томми Вильяме обошел шестьили семь долгосрочников, и услышал в точности ту же историю, что и от Чарли. Язнаю это, потому что был одним из них. Но когда я спросил Томми зачем ему это,вразумительного ответа не получил.

И вот в один прекрасный день Томми пришел в библиотеку ивывалил Энди разом всю информацию. В первый и последний раз, по крайней мере стех пор, как он в смущении говорил со мной о Рите Хейворт, Энди потерялприсущее ему самообладание… Только на этот раз в куда большей степени.

Я видел его на следующий день, он выглядел как человек, которыйнаступил на грабли и получил хороший удар промеж глаз. Руки Энди дрожали, икогда я заговорил с ним, он не отвечал. После полудня он нашел Билли Хенлона,дежурного охранника, и договорился с ним об аудиенции у коменданта на следующийдень. Позже Энди рассказывал, что в ту ночь он не спал ни минуты. Онприслушивался к завываниям холодного зимнего ветра, смотрел на длинныеколеблющиеся тени на цементном полу камеры, которую он называл домом с тех пор,как Трумен стал президентом, и пытался все спокойно обдумать. Он говорил, чтоТомми принес ключ, который подходил к клетке, находящейся где-то в глубине егосознания. К такой же клетке, как его собственная камера, только вместо человекав ней был тигр. Тигр по имени надежда. Вильяме принес ключ, который открылдверцу, и тигр вырвался на волю разгуливать по его сознанию. Четырьмя годамираньше Томми Вильяме был арестован в районе Роуд Айленд, когда он вел краденуюмашину, набитую краденым товаром. Томми признался в своем преступлении, и емусмягчили приговор: два с небольшим года лишения свободы. Прошло одиннадцатьмесяцев, и сокамерник Томми вышел на свободу, а его место занял некий ЭлвудБлейч. Блейч отбывал наказание за кражу со взломом.

– Я никогда раньше не встречал настолько нервозного типа, –говорил мне Томми, – такой человек не должен быть взломщиком, особенновооруженным. Малейший шум, и он подскочит на три фута в воздух и начнет палитьне глядя во все стороны… Однажды ночью он совершенно меня достал, потому чтокакой-то малый в нашем коридоре постукивал по прутьям своей решетки чашкой.Блейча это бесило.

Я провел с ним семь месяцев, прежде чем меня выпустили. Я немогу сказать, что мы беседовали с моим соседом. Вы не можете разговаривать сЭлом Блейчем. Это он разговаривает с вами. Треплется все время, и заткнуть егоне возможно. А если вы попытаетесь вставить хоть слово, он грозит своимволосатым кулаком, вращает глазами. У меня мороз пробегал по коже, когда он такделал. Огромный тип, довольно высокий, почти совершенно лысый, с глубокопосаженными злобными зелеными глазками. Господи Иисусе, только бы никогда неувидеть его опять.

Каждую ночь начинался словесный понос. Я был вынужден всеэто выслушивать. Где он вырос, как сбегал из приютов, чем зарабатывал на жизнь,какие делишки проворачивал и каких женщин трахал. Мне ничего не оставалось, каквыслушивать весь этот треп. Возможно, моя физиономия и не покажется вам слишкомкрасивой, но она мне дорога, и я очень не хотел, чтобы этот тип видоизменил еев припадке ярости.

Если ему верить, он взломал не менее двух сотен контор. Мнесложно поверить, что это мог проделать такой психопат, который взвивается, какукушенный, стоит кому-то рядом пукнуть громче обычного. Но он клялся, чтоговорит правду. А теперь… слушай меня внимательно. Ред. Я знаю, что люди иногдавыдают желаемое за действительное, и что никогда не стоит доверять своейпамяти… Но прежде, чем я услышал впервые про парня по имени Квентин, я,помнится, думал: «Если бы старина Эл когда-нибудь ограбил мой дом, узнав это, ячувствовал бы себя счастливейшим из смертных, что остался жив». Можешь себепредставить, как этот тип в спальне какой-нибудь дамы роется в ее шкатулке сдрагоценностями, а она переворачивается во сне на другой бок или кашляет? Уменя мурашки по коже пробегают, стоит только подумать об этом, клянусь именеммоей мамочки.

И он говорил, что убивал людей, когда они его дергали. Так иговорил, и я ему верил. Эл был похож на человека, который способен убивать.Боже, какой же он был нервный! В точности как пистолет со взведенным курком.Знал я одного парнишку, у которого был «Смит Энд Вессон» со взведенным курком,и ничего хорошего в этом я не видел. К тому же, спусковой крючок на этомпистолете нажимался так легко, что он мог прийти в движение просто от громкогозвука. Вот такую штуковину напоминал мне Эл Блейч, и я не сомневаюсь, что онприрезал кого-нибудь из-за своих чертовых нервов.

Однажды ночью я спросил его просто чтоб хоть что-нибудьсказать: «Ну и кого же ты убил?» Он рассмеялся и ответил: «Один тип сейчас назоне в Майне. Мотает срок за двух людей, которых прикончил я. Его жена с однимкозлом была в домике, куда я пробрался, так все и случилось».

Насколько я помню, он не называл имя женщины. А может, япросто пропустил мимо ушей. Да и какая разница? В Новой Англии Дюфреснывстречаются так же часто, как Смиты и Джонсы на остальной территории страны.Главное, что Эл назвал убитого им парня, он сказал, парня звали Глен Квентин, ион был богатенький хер, тренер гольфа. Эл говорил, что парень, по егопредположению, держал дома тысяч пять долларов. А это по тем временам былиденьги. И я спросил: «Когда это было?» Блейч сказал, что сразу после войны.

Он продолжал рассказывать эту байку: он вошел в домик, везтам перерыл, а парочка проснулась, и тут начались неприятности. Меня этодостало, сказал Эл. «Возможно, парень начал храпеть, и тебя достало это? Так?»– спросил я. А Эл, продолжая свой рассказ, упомянул юриста, чья жена лежала впостели с Квентином. «Теперь этот юрист мотает срок в Шоушенке», – закончил Эли загоготал. Боже, как я счастлив, что больше не увижу этого гнусного типа.

Полагаю, теперь вы можете понять, почему Энди скверночувствовал себя после того, как Томми рассказал эту историю, почему онволновался и хотел срочно видеть коменданта. Элвот Блейч был осужден нашестилетний срок, когда Томми сидел с ним в камере. И теперь, в 1963, он могбыть уже на свободе… Или же собираться выйти на свободу. Вот что волновалоЭнди: с одной стороны, весьма вероятно, что Блейч все еще в камере, а с другойстороны, не менее вероятно, что он уже освобожден. И ищи теперь ветра в поле.

Конечно, в рассказе Томми были неувязки, но разве их нет вреальной жизни? Блейч упоминал о юристе, а Энди был банкиром, но необразованныйчеловек легко может перепутать эти две профессии. Не забывайте, что прошлодвенадцать лет с тех пор, как Блейч читал заголовки газет, кричащих о делеЭнди. Может показаться странным, что он сказал Томми, что полез за деньгами идействительно нашел тысячу долларов, а полиция не обнаружила никаких следовграбежа. На этот счет могу выдвинуть несколько предположений. Во-первых, еслихозяин имущества мертв, вы ни за что не выясните, что у него пропало, есликто-нибудь другой вам об этом не скажет. Во-вторых, кто сказал, что Блейч несолгал насчет этих тысяч долларов? Возможно, он просто не хотел признаваться втом, что ни за что убил людей. В-третьих, следы взлома и грабежа моглиналичествовать, а полиция их проглядела: копы бывают на редкость дубоголовыми.Или даже, обнаружив эти следы, о них могли не упоминать, чтобы не разрушатьверсию прокурора. Прокурор, как уже упоминалось, шел на повышение, а привлечьвнимание центральных органов к такому заурядному процессу, как кража, было бысложнее.