него в ДК Горького конференция, и надо пересидеть часок. «Мы чаёвничать собрались. А может, пообедаешь?» Ответил, что только что отобедал, но от чая не откажется. Прошёл на кухню, вздрогнул, увидев гостей: видно, что обе дамы были ему неприятны. Но воспитание не позволило улизнуть или как-то проявить недоброжелательство. Присел и начал какой-то необязательный разговор. Упомянул Серёжку Андреева. Тут Людмила Васильевна не выдержала: «А вы знаете, что Серёжка не сын Вере, а внук?» Оля впала в ступор. Потом отмерла и уточнила: «А чей он сын?» «Дочери». «Да иди ты! Оля к тому времени года два замужем была!» «Да не Оли, а другой». Стукнула о блюдце чашкой Римма и сказала: «Оля, отомри. Вечно Людка пургу гонит. Да, в характере Веры грех дочери прикрыть. Но времена не те и возраст не тот. Это какой год был, девяностый? Просто индийское кино! Аньке лет двадцать пять было? Вот уж событие — ребёнка родила! В тридцать девять как Вера — да, тут есть какая-то неловкость. Успокойся, Люда, я у них тогда часто бывала и неоднократно наблюдала, как Вера грудью кормит. Откуда бы лактация без родов?» Оля повернулась к Римме и даже рот открыла. Эдик привстал, обнял её и сказал: «Тёть Оль, что ты всё крутишься вокруг нас? Садись, чай остывает! А что касается грудного кормления… моё самое яркое подростковое эротическое воспоминание — тётя Вера кормит младенца. Случайно в комнату влетел, и никогда ни до, ни после, не чувствовал такого смущения». Людмила Васильевна растерялась: «Но мне соседка сказала…» Римма хмыкнула: «Разрешаю тебе с моей соседкой поговорить. Не удивлюсь, что, по её сведениям, я многодетная мать и агент Моссада».

От неловкой паузы Людмилу Васильевну избавил телефонный звонок. Она вышла в коридор поговорить, но навстречу ей Алик вывез Петю, и она юркнула в зал. Оля растерянно сказала: «Римма, зачем…» «Олечка, если Людка понесёт эти сплетни по знакомым, они рано или поздно до Веры и Серёжи дойдут. Им будет неприятно. Да, Серёжка был искусственником. Так Верочка уже была не очень молодой и не очень здоровой, ребёнок недоношенный, она его в санатории внезапно родила, даже в декрет уйти не успела!» Эдик хмыкнул: «А я и вовсе в то время у Андреевых не бывал, только у тебя с ними общался, но по твоему виду понял, что тётя Вера не кормила. С удовольствием старушку подразнил».

Опять звонок. Оля побежала открывать. Потом на кухню вернулась Людмила: «Там какой-то мужчина с конфиденциальным разговором». Наверное, из-за сквозняка дверь зала приоткрылась, и разговор Оли с гостем стал слышен. Асоян не сел за стол и, стоя с чашкой у кухонной двери, прислушивался и хмурился. Конечно, разговоры замолкли и слушать стали все. Гость представился доверенным лицом некого Эдуарда Фёдоровича Быкадинова, который разыскивает своих возможных родственников. Да, подтвердила Оля, её девичья фамилия Быкадинова, но, если о родословной со стороны матери она кое-что знает, то об отце — ничего. Она его не помнит, потому что родители разошлись, когда ей было 2–3 года. Мать об отце никогда ничего не рассказывала. Фотографии? Есть единственная, на которой они в день росписи. Переснять? Пожалуйста. Алименты? Насколько она знает, их не было, мама не подавала. Что можно узнать о человеке, который уехал из Черняховска в 53 или 54 году? И какие родственники мамы могли его знать? Да не было никаких родственников! Бабушка с мамой после концлагеря проходили в Истербурге фильтрацию, встретили земляка в охране и узнали, что их деревня Полюны Смоленской области полностью разрушена, а все односельчане погибли. Поэтому остались здесь на строительстве, почти сразу получили квартиру в доме, который сами восстанавливали. Отец тоже был строитель, кажется, из Уфы. Нет у неё никакой родни, и ничего она узнать не может. И потомства нет. Был сын, но давно умер. Нет, у него детей не было. «Оль…», — вскрикнула Людмила Васильевна, и Римма взмахнула рукой, плеснув ей чай на блузку. Прибежавшей Оле она спокойно сказала: «Да не суетись ты, Людка чаем облилась. Спасибо, что не из чайника», и многозначительно покачала перед носом Людмилы Васильевны чайником». Оля пошла провожать гостя, а Людмиле Римма сказала: «Мы с тобой полвека знакомы, а я никак не пойму, чего в тебе больше, глупости или подлости? Ты что, не знаешь, для чего сейчас богатые люди начинают родню искать?»

На кухню зашла Оля, сказала: «Что-то нехорошее вокруг меня происходит, ребята», и обессиленно опустилась на табуретку. «Паранойя», — откликнулась Людмила Васильевна от мойки, над которой протирала блузку мокрым полотенцем. «А тогда скажи, умная ты наша, для чего банкиру кровный родственник понадобился?» — спросил Асоян. «Ну, стареет, родную душу ищет, наверное, детей нет. И с чего ты взял, что он банкир?» «В телефоне посмотрел, продвинутая ты наша. Не только банкир, там у него ещё много чего есть. Помимо материальных благ есть и родные души: два сына от первого брака и дочь от третьего». «Ты что думаешь, на органы?» Оля охнула. «Олечка, не пугайся. Я уже прикинул: самая близкая родственная связь, которая возможна для вас — это двоюродная. Через поколение после тебя, значит, уже четвероюродная. Так что за этого своего… от которого ты отказалась… ну, в общем, трансплантация исключена. А для тебя и вовсе невозможна: на кой богатеям наши старые изношенные органы? Нет, скорее тут розыск конкретного лица по фамилии Быкадинов через родственников. И это меня тревожит. Людмила со свойственной ей тактичностью дала гостю понять, что какой-то скелет в этом доме хранится. Боюсь, как бы сюда не прислали кого-нибудь более грозного. А в доме два беспомощных старика». Эдик сказал: «Дядя Петя, не возражаешь, если я пока у тебя буду ночевать? Я кресло из зала перетащу». Петя схватил его за руку: «С-спаси-ибо!» Людмила Васильевна вскочила: «Все параноики!» — и кинулась в прихожую. Эдик сказал: «Если отец прав, за ней сейчас проследят. А потом подошлют собеседника… нет, скорее, собеседницу». Услышав это, Людмила перестала шуршать одеждой. Асоян подмигнул дамам и сказал: «Если дело серьёзное и кончится убийством, потом свидетелей убирать начнут. Оля, переставай мчаться на каждый звонок. Открывай тем, кто предварительно по телефону позвонил. Ночью вас Эдик охранять будет, а днём по возможности прочие распределятся на дежурство. Я тут рекламу фонарика-шокера видел. Эдик, ты не в курсе, стоящая вещь?». Эдик пожал плечами. Оля застонала: «Алик, ты что?» «Понял, не дурак. Петя, я тебе эту вещь подарю и на коляске укреплю, чтобы в случае чего ты был во всеоружии. Договорились?» Петя, довольный,