донора ищет». Карина перевела дыхание: «Ну, какой из тёти Оли донор? Ей под семьдесят! Это её внуку, сволочи такой, опасаться стоит!» Эдик вздохнул и двинулся к своей комнате: «Ты думаешь, она его перестала любить?» «Ясное дело!» «Полтинник скоро, а всё дура! Думаешь, нас отец разлюбил, если мы с ним всю жизнь собачимся?»

Когда Эдик подвёз Наташу прямо к подъезду, она, освобождаясь от ремня безопасности, простонала: «Ну, всё, сейчас последуют комментарии! Вон мама из кухонного окна выглядывает!» Эдик проворно выскользнул из-за руля, обежал машину и помог ей выйти: «Ты меня ругаешь, что я к отцу невнимателен. А уж как ты родителей боишься — это же просто клиника! Не ври им, а устанавливай границы личного пространства. Вот это — наше общее, а отсюда — только моё! Объясни им раз и навсегда, если они не понимают: есть дела, которыми занимаются без участия родителей! Секс, например. И на сердечные приступы не ведись. У моей мамы это был главный довод».

Комментарии последовали: «Позволь тебя спросить, что за тип тебя привёз?» «Спросить позволю. А ответить не соизволю», — пробормотала она, разуваясь. «Что?!» «Мам, ты стала хуже слышать? Надо провериться». Из комнаты загрохотал отец: «Как ты разговариваешь с матерью?» Наташа прошла в зал и увидела в кресле симпатичного молодого человека. «Пап, что за разборки при посторонних?» «Это не посторонний, это, между прочим, мой внук! Он приехал, чтобы выяснить, что такого ты наговорила о нём Женьке!» Наташа вспомнила «мыльную оперу» Риммы Ивановны и ответила: «Тебя с ним связывают сентиментальные воспоминания, ну там на руках носил. А деду он на кой? Сделал генетическую экспертизу, установил отсутствие кровного родства — и что о нём разговаривать?» «Какую генетическую экспертизу?», — взревел отец. «Ну, когда твой так называемый внук нас всех похоронил, дед как мог убедиться, что он ему родня? Адвокат сделал экспертизу», — вдохновенно сочиняла Наташа, обрадованная, что родители отвлеклись от Эдика. «Не делал он никакую экспертизу», — испуганно возразил отцов внук. «Ну, это можно сделать очень незаметно. К примеру, попил водички из стакана — и на стакане достаточно материала для экспертизы. А можно ещё проще. Вот у вас какая группа крови?» «Третья положительная, — выпалил он. Потом спохватился. — И что?» «А у матери первая, да?» «Не знаю». «А вы спросите». «С чего это я…» «Ладно-ладно, — подняла руки Наташа». — Всё вы поняли. Ну, в общем вы тут разбирайтесь, а я домой». «Сидеть! — взревел отец. — Ты что, хочешь сказать, что он не Сашкин сын?» «Пап, ты же знаешь, что Саша с Лидой познакомился на станции переливания крови, и у обоих была первая группа». «Да, у Сашки первая, а о Лиде ты откуда знаешь?» «Саша рассказывал, ты забыл?» «Ну-ка, дай Лидин телефон», — кинулся он на внука. «Я сам. Мам, у тебя какая группа крови?» «Первая. А что случилось?» Услышали все. «А у отца какая была?» «Ну, я не помню. И к чему эти вопросы?» «Ну, спасибо тебе!» Внук кривил губы. «Да не расстраивайтесь вы так, молодой человек, — весело сказала Наташа. — Дед Самсин не такой уж богатый. Он просто в очень дорогом городе живёт. И получается, что сколько зарабатывает, столько и тратит. Вон, у отца спросите, какие он им сувениры прислал. Ничего особенного!»

После спешного ухода внука отец накинулся на дочь: «Что за интриги? Ты почему мне ничего не сказала об экспертизе?» «Папа, а ты меня о чём-нибудь спрашивал? Ты же со мной всю жизнь разговариваешь на языке критики и директив. Мне 32, а я до сих пор в твоих глазах ни на что права не имею. Никакого личного пространства!» Ого, она уже словами Эдика заговорила! Дурной пример заразителен. А отец опять завопил: «Дура! Твоё личное пространство — это семья! Немедленно возвращайся к Владику и родите, наконец, мне внука!» «Это ты называешь личным пространством? Возвращаюсь из отпуска, а они тут собрались вчетвером и командуют каким способом мне перед Владиком ноги раздвигать, внук им, видите ли, нужен. Тошнит меня от вашего Владика! Я замуж за него вышла, чтобы из дома выбраться! Для меня с самого рождения «семья» и «тюрьма» — синонимы. Как я завидовала своим сверстницам, которые у родителей красавицы и умницы! Я-то у вас дура да уродина. Ишь ты, «роди мне»! Да если я когда-нибудь рожу… не от Владика, конечно… неужели ты думаешь, что я вас к своей кровиночке подпущу? Мой ребёнок будет жить в любви!» Мать схватилась за сердце: «Услышать такое от родной дочери!» Наташа дёрнулась к ней, но вспомнила слова Эдика и бросила: «Пап, вызывай скорую, я в медицине ничего не понимаю». Отец ещё что-то кричал вслед, а она уже летела по лестнице вниз.

Всё ещё не остывшая, Наташа скинула куртку на вешалку и прошла в комнату. Римма что-то почувствовала, потому что встала и сказала: «Олечка, чаю» и обняла её. «Римма Ивановна, а ведь насчёт мыльной оперы вы правы оказались. Он нам не родня». Всхлипнула сразу всё понявшая Оля: «Бедный мой мальчик». «Тётя Оля, Саша знал! Он нам о знакомстве в донорском центре рассказывал не просто так». «Он просил позаботиться о сыне, а я…» «Тётя Оля, Саша любил свою жену и своего… как сказать… пасынка. Вы хотели участвовать в воспитании ребёнка, но его родная мать воспротивилась. Он вырос таким, каким она его воспитала, вашей вины тут нет. А вы принимали участие в воспитании детей ваших друзей. Они тоже не идеальными выросли, — тут Эдик хмыкнул. — Да, Эдик, ты циник и хам. Но не подлец. В том числе и благодаря тёте Оле». Эдик подошёл к Оле, обнял её и сказал: «Тётя Оля, спасибо тебе, что я не подлец. А можно цинику и хаму ватрушечку взять?» «Господи, мы же чай пить собрались! Иди, Эдик, включи чайник».

В зале народ звенел ложками, а Наташа сидела в дяди Петиной спальне и бубнила: «Дед, ну, не обращай внимания! Ты что, племянника своего не знаешь? Он всем окружающим жизненный план от рождения и до смерти начертал. Сейчас я ему внука должна родить… что плохого? Я ему щенка не доверю, не то что ребёнка. Буратино ему деревянного, а не человека. Пусть ножом стругает, пусть топориком тюкает. Пусть обзывает дурой, шлюхой, уродиной! И мама такая же! Сказать? Она меня на первом курсе к гинекологу водила на девственность проверять. Вот, представь себе! Нет у меня privacy, как вы это называете. Ничего не хочу, одна жить хочу! Я с работы