— А Фриц-то хорош! — возмутилась Нелли. — Сговорился с дедушкой Херингом против нас и против дня рождения!

— Наверно, он знает его тайну про невесту, — заявил Эрих.

— А вы что же думаете, у него невесты нет? Уж точно есть. Вот и вся его тайна!

Дедушка Зомер рассмеялся и, взяв Эриха за ухо, сказал:

— Хо-хо, Эрих! Уж не собираешься ли ты давать дедушке Херингу указания? Погляди-ка на меня, Эрих. Я… я вообще ни капельки не обижен. А кроме того, я не хочу, чтобы за спиной дедушки Херинга о нём сплетничали. Это непорядочно.

Дедушка Зомер откинулся на спинку кресла и стал разглаживать свои усы.

Эрих пристыженно втянул голову. Нелли покусывала палец. Фрау Зомер, тётя Рези и тётя Грета одновременно протянули руку за солонкой. А Бруно залез под стол и стал искать там крышечку от горчицы. У всех было грустное настроение.

Даже вода из крана и то капала печально.

Никто не говорил ни слова.

Наконец тётя Фелицита прервала тягостное молчание. Да ещё каким страшным грохотом! Раскачиваясь по своей привычке на стуле, она упала на пол вместе с ним.

Дедушка Зомер, фрау Зомер, тётя Грета, тётя Рези, Нелли, Эрих и Бруно бросились подымать её с пола, потому что тётя Фелицита, потрясённая своим падением, так и осталась лежать на спине, словно жук лапками кверху. Тётя Грета и Эрих, нагнувшись над ней, даже стукнулись лбами, а дедушка Зомер тем временем протянул Фелиците руку, и она наконец поднялась.

— Благодарю за спасение! — сказала тётя Фелицита, снова оказавшись на ногах. Она потирала спину, тихонько охая, а тётя Грета и Эрих держались за лоб.

— Ещё счастье, что всё это хорошо кончилось!.. — причитала тётя Рези.

— Вот именно, — сказала тётя Фелицита. Она уже перестала растирать спину и, ухватившись руками за край стола, начала громко хохотать.

А Эрих, забыв, что у него гудит голова, в восторге крикнул:

— Тётя Фелицита опять смеётся, как отбойный молоток!

Тут и все остальные рассмеялись. И хорошо, что рассмеялись, потому что, пока смеялись, совсем позабыли про воскресную тайну дедушки Херинга.

«Вот сейчас добегу до папы и всё ему объясню», — думала Марианна.

Как раз в эту минуту она бежала мимо телефонной будки.

Пробежав ещё несколько шагов, она вдруг остановилась как вкопанная и, повернувшись, помчалась обратно.

В телефонной будке горел свет, и можно было хорошо разглядеть человека, который в ней стоял. Это был Марианнин отец.

Марианна рванула к себе дверь и, протиснувшись в кабину, прижалась к отцу, а он, не говоря ни слова, обнял её за плечи и прижал её мокрое лицо к своему пиджаку. Пиджак был жёсткий и колючий, но она так и стояла, тихо-тихо.

В телефоне что-то щёлкнуло, и женский голос быстро произнёс несколько слов. А когда он смолк, отец сказал:

— Большое спасибо, сестра! Я позвоню ещё раз попозже. Большое спасибо! — и повесил трубку.

— Папа, — пробормотала Марианна, — папа!

Отец вздохнул.

— Папа, ты ведь не волновался… Я была… Я была…

Отец прижал Марианну к себе ещё крепче. Ей было даже трудно дышать. И потому она спросила совсем слабым голосом:

— Ты ведь не волновался?..

— Пойдём, — сказал отец. Они вышли на улицу, Они шагали рядом в вечерних сумерках, не говоря ни слова. Только в парадном отец сказал:

— Я рад, что ты пришла. Мамина записка из замочной скважины исчезла, и ты тоже исчезла, а я ходил по квартире взад и вперёд, как тигр в клетке, и понять не мог, куда ты девалась… Представляешь?

— Да, — сказала Марианна.

— Это было для меня неразрешимой загадкой.

— Не сердись, — сказала Марианна.

Голос у неё был такой глухой, словно доносился из пещеры.

— Главное, что с тобой ничего не случилось, — сказал отец.

— На улице такое движение… Сразу начинаешь думать о несчастном случае…

Марианна долго молчала, опустив голову.

— Это было так, папа, — наконец сказала она. — Я решила вас догнать и побежала за такси. Но такси-то гораздо быстрее ехало… И вообще я его не видела…

— Так ты побежала догонять такси, которого даже не видела? — с изумлением спросил отец.

— Да.

— Ну и ну!

— Я, наверное, просто обалдела…

Отец отпер ключом дверь. Марианна прошла за ним на кухню и села на край ящика с углём, зажав руки между коленками. Она молчала, сжимая в ладонях маленький влажный бумажный шарик.

— Есть хочешь? — Отец приподнимал крышки разных кастрюлек и закрывал их снова. — Я-то ещё есть не хочу, но, может, ты поешь, Марианна?

— Я тоже не хочу… Я только устала… и всё время думаю про маму…

— А мы скоро опять позвоним… Может быть, малыш уже родился.

— Папа!.. — Марианна отвела взгляд. Она смотрела на календарь, висевший на стене. — Папа, ты, случайно, не знаешь, мамино окно выходит на улицу или в сад?

Отец сел рядом с ней на ящик с углем.

— Понятия не имею, — сказал он. — Мы с мамой расстались в коридоре… В длинном белом коридоре. Дальше меня не пустили.

— А-а, — сказала Марианна.

Отец снова поднялся и поглядел на часы.

— Может, всё-таки разогреть тебе ужин? Как же ты без ужина спать ляжешь? Маму бы это огорчило. А на завтра у нас жаркое в духовке. Мы его только разогреем.

У Марианны звенело в ушах. Завтра? Как так завтра? Забыл папа, что ли, что он должен отвести её сегодня к фрау Кульм?

— Мама говорила, что лучше бы всего нам отварить ещё макароны, — рассказывал отец, — но я ей сразу сказал, что мы можем про них забыть и у нас получится каша. Тогда мама сказала: «Ну возьмите варёный рис в кулинарии!»

Марианна перестала катать шарик в ладонях.

Сердце её громко стучало.

Неужели он правда забыл?..

Отец взял тряпку и вытер клеёнку на столе, хотя она и так блестела.

— Варёный рис из кулинарии — отличный выход, — продолжал он.

Теперь Марианна была совершенно уверена, что он забыл про фрау Кульм. Она сидела словно одеревенев и боялась произнести хоть слово.