– Все сразу?

– Я не шучу.

– Конечно же, нет. Даже вы не могли бы такое придумать.

Гиацинта решила воспринять это как комплимент.

– А почему мне не дали программку?

– Думаю, их решили не раздавать джентльменам. Надо отдать должное предусмотрительности леди Плейнсуорт. Вы наверняка развернулись бы прямо у входа.

Гарет заерзал на стуле.

– Они уже закрыли двери?

– Нет, но только что приехала ваша бабушка.

Гиацинте послышалось, будто Гарет тихо застонал.

– Она идет не в нашу сторону, – добавила Гиацинта, глядя, как леди Данбери усаживается у прохода сзади.

– Мне тоже так кажется, – пробормотал Гарет, и Гиацинта была уверена, что они подумали об одном и том же. У леди Данбери был вид самодовольной свахи.

Гиацинта посмотрела в зал, чтобы найти мать, для которой она держала место возле себя, но Вайолет сделала вид, что не видит дочь, и села рядом с леди Данбери.

– Ну и ну, – пробормотала Гиацинта себе под нос. Ее мать никогда не отличалась особым тактом, но Гиацинте казалось, что после вчерашнего разговора Вайолет не будет вести себя так откровенно.

Неплохо бы проанализировать этот демарш Вайолет.

На деле же Гиацинта все два дня обдумывала свой разговор с матерью. Она старательно вспоминала всех тех людей, с которыми она встречалась на ярмарке невест. Она почти всегда весело проводила время: говорила то, что ей хотелось говорить, заставляла людей смеяться и радовалась тому, что ее ум оценен по достоинству.

Но было несколько человек, с которыми девушка чувствовала себя неловко. Например, в свой первый сезон она познакомилась с джентльменом, с которым ей было трудно перекинуться хотя бы словом. Он был умен и красив, а когда смотрел на нее, у Гиацинты подкашивались колени. А год назад ее брат Грегори познакомил ее со своим школьным товарищем, который, по признанию самой Гиацинты, был сух, саркастичен и идеально подходил ей. Однако она решила, что он ей не нравится, а матери сказала, что он плохо относится к животным. Но на самом деле... Она многого не знала, как ни старалась произвести обратное впечатление, поэтому Гиацинта избегала таких мужчин. Она говорила, что они ей не нравятся, но, возможно, дело было не в этом. Возможно, она не нравилась себе самой, когда была рядом с ними.

Она посмотрела на Гарета Сент-Клера. Он откинулся на спинку стула с немного скучающим и вместе с тем насмешливым видом, присущим большинству мужчин высшего света Лондона.

– У вас слишком серьезный вид для такого бычьего пентаметра, – заметил он.

Гиацинта посмотрела на сцену в изумлении:

– У нас будут и коровы?

Он отдал ей программку и вздохнул:

– Я готовлюсь к самому худшему.

Гиацинта улыбнулась. Он и вправду веселый и умный. И очень-очень красивый – в этом, впрочем, никто никогда не сомневался.

Она поняла, что он был именно таким, каким она всегда хотела видеть своего мужа.

Боже милостивый!

– С вами все в порядке? – неожиданно спросил он.

– Да. А что такое?

– У вас был такой вид... – Он откашлялся. – Э... простите... Я не могу сказать нечто подобное.

– Даже той, на которую вы не хотите произвести впечатление? – Ее голос прозвучал несколько напряженно.

– Хорошо. Вы выглядели так, словно вас сейчас стошнит.

– Этого со мной никогда не бывает. – Оказывается, Гарет Сент-Клер был не совсем тем, кого она хотела видеть своим мужем. – И я никогда не падаю в обморок, – добавила она. – Никогда.

– Ну вот, вы рассердились.

– Вовсе нет. – Гиацинта была довольна тем, как весело прозвучал ее голос.

У него ужасная репутация, напомнила себе девушка. Неужели она хочет соединить свою жизнь с человеком, у которого были отношения со столькими женщинами? Всего Гиацинта, конечно, не звала, но ей удавалось выпытать у своих старших замужних сестер детали так называемых «отношений». И хотя Дафна, Элоиза и Франческа уверяли ее, что с «правильным» мужем это все очень приятно и доставляет удовольствие, было ясно, что правильным мужем был тот, кто оставался верен своей жене. А у мистера Сент-Клера женщин был не один десяток.

Даже если эти «десятки» были преувеличением и настоящее число было гораздо скромнее, может ли она с ними сравниться? Гиацинта точно знала, что его последней любовницей была не кто иная, как Мария Бартоломео, итальянское сопрано, прославившаяся не только своим великолепным голосом, но и красотой. Даже Вайолет Бриджертон признавала, что Гиацинта далеко не так красива.

Как это, должно быть, ужасно – уже в первую брачную ночь, страдая, сравнивать себя с этой певичкой.

– По-моему, начинается, – услышала она вздох Г-рета.

По залу прошли лакеи и загасили несколько свечей, погрузив зал в полумрак. Гиацинта исподтишка посмотрела на профиль Сент-Клера. Канделябр за его спиной освещал золотистые волосы молодого человека. Из присутствовавших мужчин он один стянул их лентой на затылке. Ей это понравилось, хотя она не могла бы сказать почему.

– Это будет неприлично, – прошептал он, – если я побегу к выходу?

– Прямо сейчас? Это будет ужасно.

Он откинулся на спинку стула с печальным вздохом и остановил свой взгляд на сцене с видом вежливого, хотя и несколько скучающего джентльмена.

Но уже через минуту он, наклонившись к ее уху, проблеял:

– Бэ.

Через отупляющие девяносто минут они поняли, что насчет коров наш герой не ошибся.

– Вы пьете портвейн, мисс Бриджертон? – спросил Гарет, глядя на сцену и аплодируя детям Плейнсуортов.

– Нет, конечно, хотя мне всегда хотелось попробовать. А что?

– Потому что мы оба заслуживаем хорошей выпивки.

– Единорог был довольно мил, – сказала Гиацинта.

Он фыркнул. Единорогу было не более десяти лет, что само по себе было бы ничего, если бы Генрих Восьмой не настоял на не предусмотренной сценарием поездке верхом.

– Странно, что они не послали за врачом.

– Мне тоже показалось, что девочка хромает.

– С трудом не заржал от боли, глядя на нее. О Боже... кто... О, леди Плейнсуорт! – Гарет вскочил и моментально изобразил на лице улыбку. – Рад вас видеть!

– Мистер Сент-Клер! Я так рада, что вы смогли прийти.

– Я никак не мог пропустить такое представление.

– А вы, мисс Бриджертон? – Леди Плейнсуорт явно хотелось посплетничать. – Это вас я должна благодарить зато, что к нам пришел мистер Сент-Клер?