– Думаю, в этом виновата его бабушка. Она пригрозила ему своей тростью.

Леди Плейнсуорт не знала, как ей на это реагировать, поэтому снова обернулась к Гарету.

– Вы знакомы с моей дочерью?

Гарету удалось не скривиться. Именно из-за таких вопросов он избегал светские сборища.

– Э... нет. Я еще не имел удовольствия.

– Она была пастушкой, – подсказала леди Плейнсуорт.

Гарет кивнул.

– И единорогом?

– Да, – немного смутилась леди Плейнсуорт. – Но эта моя дочь еще слишком мала.

– Я уверена, что мистер Сент-Клер придет в восторг от знакомства с Гарриет, – вмешалась в разговор Гиацинта. – С пастушкой, – уточнила она.

– О да! Буду рад.

Гиацинта невинно улыбнулась леди Плейнсуорт.

– Мистер Сент-Клер прекрасно разбирается во всем, что касается пастушек.

– Куда это запропастилась моя трость? – пробормотал Гарет.

– Прошу прощения? – не расслышала леди Плейнсуорт.

– Для меня большая честь быть представленным вашей замечательной дочери. – В данной ситуации это было единственным приемлемым заявлением.

– Превосходно! – воскликнула леди Плейнсуорт и захлопала в ладоши. – Она так обрадуется!

– Не расстраивайтесь так, – сказала Гиацинта, когда они остались вдвоем. – Вы ведь ценный приз.

– Разве о таких вещах говорят так откровенно? Гиацинта пожала плечами.

– Говорят, но не мужчинам, если хотят произвести на них впечатление.

– Ваша взяла, мисс Бриджертон.

– Это мои любимые слова. Он в этом не сомневался.

– Скажите, мисс Бриджертон, вы уже начали читать дневник моей бабушки?

– Я удивлена, что вы не спросили об этом раньше.

– Меня отвлекла пастушка, только не говорите об этом ее матери. Она наверняка все поймет неправильно.

– Таковы все матери, – Гиацинта, оглядывая зал.

– Вы кого-то ищете?

– Хм-м... Нет, просто смотрю.

– На кого?

Она удивленно повернулась к нему.

– Ни на кого в особенности. Разве вам не интересно, что происходит вокруг вас?

– Только если это имеет прямое отношение ко мне.

– Правда? А мне нравится знать все.

– Я так и думал. И что вы узнали из дневника?

– Ах да, – сказала она, расцветая у него на глазах. Это, возможно, было слишком громко сказано, но Гиацинта Бриджертон буквально начинала искриться, когда у нее появлялась возможность говорить уверенно. И Гарет странным образом находил это обворожительным.

– Я прочла только двенадцать страниц. Моей матери потребовалась помощь в разборке утренней корреспонденции, и у меня осталось мало времени на дневник. Я ей не сказала об этом, между прочим. Вдруг это секрет, что я читаю ваш дневник.

Гарет подумал об отце, который, возможно, захочет получить дневник, узнав, что он у него.

– Это секрет до тех пор, пока я не решу иначе.

– Наверное, лучше ничего не говорить, пока вы не узнаете, что в нем написано.

– А что вы узнали?

– Ну...

– Говорите же!

Она немного подумала, собираясь с мыслями.

– Я не знаю, как ответить повежливее.

– В моей семье вежливость не в ходу.

– Ей не очень хотелось выходить замуж за вашего дедушку.

– Да, вы уже об этом упоминали.

– Вы не поняли. Она действительно не хотела выходить за него замуж.

– Умная женщина. Все мужчины в моей семье упрямые идиоты.

Гиацинта улыбнулась:

– Включая вас?

Ему следовало это ожидать.

– Вы не могли не спрашивать?

– А вы?

– Полагаю, что нет. Что еще она написала?

– Не очень много. Ей было всего семнадцать лет, когда она начала вести дневник. Ее родители настаивали на этом браке, и она написала на трех страницах о своих расстроенных чувствах.

– Она была сильно расстроена?

– Должна сказать, что немного больше, чем сильно расстроена, но...

– Остановимся на первоначальном варианте.

– Хорошо, так будет лучше.

– Как они познакомились? Она написала?

– Нет. Похоже, ваша бабушка начала писать дневник уже после их знакомства. Хотя она сослалась на какой-то раут в доме ее дяди, так что, возможно, это произошло именно там.

– Мой дедушка совершал большое путешествие. Они познакомились и поженились в Италии, но больше мне никто ничего не говорил.

– Не думаю, что он ее скомпрометировал, если вы это хотите узнать. Она написала бы об этом в дневнике.

Гарет не удержался и поддел ее:

– А вы?

– Простите?

– Вы бы написали об этом в своем дневнике, если бы кто-нибудь вас скомпрометировал?

Она покраснела, отчего Гарет пришел в восторг.

– Я не веду дневника.

Это ему понравилось еще больше.

– Но все же...

– Но я не веду.

– Трусиха, – тихо сказал он.

– А вы бы доверяли свои секреты дневнику? – парировала она.

– Нет, конечно. Если бы кто-нибудь его нашел, это было бы нечестно по отношению к людям, о которых я писал.

– Людям? – переспросила Гиацинта.

– Женщинам, – сверкнул он очаровательной улыбкой.

Она снова покраснела. Многие женщины при этом выразили бы негодование или, во всяком случае, притворились бы рассерженными, но не Гиацинта. Она лишь слегка поджала губы – наверное, чтобы скрыть свое смущение, а может быть, чтобы не наговорить лишнего.

Гарет неожиданно понял, что получает удовольствие от беседы. В это трудно было поверить, поскольку он стоял рядом с пианино, украшенным ветками, и ему предстояло провести остаток вечера, избегая пастушку и ее честолюбивую мамашу.

– Неужели вы такой ужасный, каким вас представляет молва?

Гарет удивленно воззрился на Гиацинту.

– Нет, но никому об этом не говорите.

– Я так и думала.

Что-то в ее тоне напугало его. Гарет не хотел, чтобы Гиацинта Бриджертон слишком много о нем думала. Потому что, если она начнет задумываться, она, чего доброго, разоблачит его, и тогда...