Натали оказалась отнюдь не просто привлекательной девушкой, а созданием редкой чистоты и одухотворенности. Она осторожничала, старалась вести себя сдержанно, боялась проявлять чувства, говорить откровенно. Но при этом настолько многоговоряще смотрела на Эндрю, что он без труда догадывался, что ей нужно.

У нее кровоточило сердце, она потеряла веру в добрые человеческие отношения и страшилась новых разочарований. Потому и стремилась где-нибудь спрятаться, забыть о своей трагедии.

Я спасу ее, думал Эндрю, глядя на стремительно убегающую назад ленту дороги. При помощи музыки, поездок по шумному людному городу, общения, походов по увеселительным заведениям. Надо заставить ее понять, что и в нашей запутанной, противоречивой жизни масса светлого и приятного. Надо убедить ее в том, что помимо изменчивой любви на свете существует настоящая дружба, а она более надежна и продолжительна. Я в лепешку расшибусь, но заставлю ее поверить в то, что готов протянуть ей руку помощи ни за деньги и ни за секс, а просто потому, что она мне небезразлична.

Небезразлична… В его сердце шевельнулось какое-то странное чувство, на котором он постарался не заострять внимания. Ему сейчас было не до глупостей. Он приступил к осуществлению самого важного в жизни плана и не мог все испортить ради получения мимолетного удовольствия.

Натали не нуждалась ни во флирте, ни в ухаживаниях, ни в любовных приключениях. Точнее, любви-то ей как раз таки катастрофически и не хватало, но не плотской, от которой она не успела прийти в себя, а дружеской, исполненной понимания и участия. Эндрю чувствовал, что в состоянии подарить ей такую любовь, и был от этого необычайно счастлив.

Единственное, что его смущало, — так это необходимость лгать Натали. Он ненавидел обман в любом его проявлении. Изобретать на ходу так много выдумок ему не приходилось никогда прежде. Ему недоставало опыта, поэтому кое-что из сказанного им своей очаровательной новой знакомой он сам находил нелепым. Но, к счастью, ему вроде бы удалось с честью справиться с ситуацией.

А вот насчет обедов и ужинов я здорово придумал! — похвалил себя Эндрю. В располагающей к беседе и отдыху обстановке я разделаюсь с ее депрессией гораздо быстрее. Надо бы только наметить четкий план, решить, куда поехать сегодня, куда завтра. Начать, пожалуй, следует с местечка тихого и безобидного, а позднее, если, конечно, позволит ее душевное состояние, можно будет включить в программу и что-нибудь позанятнее.

Приехав домой, он тут же позвонил Джону.

— Прости, что беспокою тебя, старина, но мне больше не к кому обратиться.

Тот дружелюбно рассмеялся.

— Она не поверила, что ты фотограф?

— Вроде поверила, но что-то все же заподозрила. Я хоть и читал полночи книги с советами фотографам, не вполне уверенно себя чувствую.

— Забудь о книжках, они тебе не помогут. Я бы на твоем месте подошел к этому вопросу максимально творчески. Смотри на свою красавицу взглядом художника, делай вид, что видишь в ней нечто такое, чего не видит никто, что представляешь ее олицетворением то невинности и терпения, то, к примеру, непокорности.

— Гм… — протянул Эндрю, — не совсем понимаю.

— Да тут и понимать-то нечего! — воскликнул Джон. — Она вызывает в тебе какие-нибудь необычные чувства?

— Да, — не задумываясь ответил Эндрю.

Джон опять засмеялся.

— Так я и знал! В общем, задайся целью запечатлеть на снимках именно то, что в этой девочке вызывает в тебе самые яркие эмоции. Подлови моменты, когда она выглядит особенно милой или беззащитной, создай для этого соответствующую атмосферу, подбери фон…

— Фон? — переспросил Эндрю.

— Конечно! — снова воскликнул Джон. — Купи диковинных цветов, укрась студию вазами, драпировками. Словом, какими-нибудь изящными штуковинами, в окружении которых твоя девочка превратится в настоящую принцессу.

— Она не моя девочка, — возразил Эндрю, почему-то чувствуя, что ему неприятно произносить эти слова.

Джон отреагировал очередным приступом смеха.

— Оказывается, все довольно просто, — сказал Эндрю бесстрастно, хоть веселье собеседника вызвало в нем раздражение. — У меня к тебе еще одна просьба. Понимаешь, я повесил на стены те фотографии, которые лежали на столе. Натали посмотрела на них как-то странно… Не обижайся, но, по-моему, они ей не понравились.

— Неудивительно, — неожиданно спокойно ответил Джон. — Ведь это мои самые первые снимки. Я делал их плохоньким фотоаппаратом, когда был еще совсем мальчишкой. Дома им места не нашлось, вот я и отнес их в студию, все равно появляюсь там теперь крайне редко.

— А-а, понятно, — сказал Эндрю, вспоминая фотографии, которыми по глупости украсил стены мастерской. — Видишь ли, Натали спросила, мои ли это работы. Пришлось ответить ей, что даже студия не моя, а одного знакомого, и пообещать привезти свои фотографии завтра. Я, конечно, мог бы показать ей что угодно. К примеру, скачать какие-нибудь снимки из Интернета, но боюсь попасть впросак, понимаешь?

— Еще как понимаю, — ответил Джон. — Подожди, дай пораскинуть мозгами.

Пока Джон «раскидывал мозгами», Эндрю размышлял, не запутается ли в своем вранье окончательно, и не повлечет ли оно за собой нежелательных последствий. Он представил, как завтра покажет Натали чужие снимки, и почувствовал себя настолько гадко, что чуть было не решил сейчас же прекратить затеянную авантюру. Но, к счастью, разум возобладал над эмоциями.

Я заварил эту кашу исключительно ради Натали, твердо сказал он себе. Если исчезну из ее жизни сейчас, когда она только-только начинает мне доверять, просто погублю ее. Главное — помочь ей вновь обрести себя, душевное равновесие, остальное ерунда… Нет, еще, пожалуй, надо не увлечься ею всерьез.

Претворю в жизнь свой благородный план и прекращу с ней всякие отношения — сначала сошлюсь на необходимость уехать из города, потом на занятость. Мало-помалу она обо мне забудет, втянется в учебу, продолжит работать, обзаведется новыми знакомыми. И в один прекрасный день повстречает молодого человека, который полюбит ее по-настоящему…

У него неприятно сжалось сердце. Как раз в этот момент Джон вновь заговорил:

— Давай поступим вот как: я попробую дозвониться до одного своего друга. Норман теперь настоящий мастер, не то что я. — Он тяжело вздохнул. — Даже крупные выставки устраивает. Я попрошу его дать тебе несколько снимков и помочь в обработке твоих фотографий. Сам ведь ты наверняка не справишься.

— Естественно, — ответил обрадованный Эндрю. — Был бы тебе очень признателен.

— Норман — отличный парень. Может, тоже даст тебе пару советов.

— Спасибо, Джон.

Джон перезвонил спустя несколько минут и сказал, когда надо подъехать в мастерскую его друга.

Тот оказался человеком хмурым, но надавал столько ценных советов и студийного оборудования, что Эндрю не знал, как его благодарить. Снимки, которые Норман позволил ему взять, поражали воображение.