Бокал в руках дрогнул. То, что Руслан налил, прохладой плеснулось на кисть. Кажется, это было белое вино. Где-то на краю сознания мелькнуло, что белое вино обычно подают прохладным. А к нему…

— И это тоже лишнее, — собрав подол, он рванул кружево, идущее по низу.

— Не надо, — горячо попросила я, когда оно не поддалось с первого раза. — Пожалуйста, Руслан. Оно такое красивое. Оно так мне нравится.

— Что нравится тебе — не важно, — процедил, разрывая платье. — Главное, что нравится мне.

Демонстративно он разжал кулак, позволяя обрывку ткани упасть. Забрал у меня бокал и сделал глоток, а после резко собрал мои волосы, заставив запрокинуть голову и грубо впился в губы.

— М-м… — попробовала я отвернуться, но он потянул сильнее.

Язык его оказался у меня во рту. Не понимая, что происходит, я судорожно глотнула воздух. Упёрлась ему в грудь ладонями, попробовала оттолкнуть, но он не сдвинулся с места.

Я задыхалась, терялась, чувствовала, как он сминает меня, чувствовала его напор, его жёсткую хватку. Язык его втолкнулся глубоко, лишая возможности дышать.

— Зверёныш… — просипел он, на миг отстранившись, и ещё крепче сжал мои волосы. Провёл по бедру и впечатал в себя.

— Прекрати! — я стала выворачиваться. — Перестань, Руслан! Ты мне ещё не муж! Так нельзя.

— А как можно? — раздражённо, даже разгневанно процедил он и толкнул меня к стене. — Как можно, Ева?!

Я сглотнула, глядя в его потемневшие глаза. Из груди моей короткими толчками вырывалось шумное, сбившееся дыхание. Губы болели, сердце неслось галопом.

— Если мужчина берёт женщину для того, чтобы сделать любовницей, — неуверенно начала я, вспоминая, чему нас учили в пансионате, — можно так. А если для того, чтобы жениться…

Он грязно выругался и стремительно схватил меня за подбородок. Всмотрелся в лицо. Слова закончились сами собой, как и мысли, пальцы его сжались до такой степени, что я поморщилась, взгляд пронзил меня насквозь.

— Я просто беру, — процедил он. — Беру, а потом решаю, зачем. Вещи, женщин. Всё, что захочу, понятно тебе? — подтянул к себе и тут же толкнул обратно к стене.

Я ударилась затылком, он же, не дожидаясь ответа, стремительно отошёл к столу. Казалось, только что он был возле меня, а в следующий миг уже оказался там.

Облизнув ноющие, сухие губы, я прижалась спиной, понимая, что ноги подкашиваются. Смотрела на него и понимала — несмотря ни на что, он тот, кто подобрал меня ночью на дороге, тот, кто забрал меня в свой дом, тот, кто спас меня. Единственный, кого я знаю в этом новом странном, совершенно непонятном мне мире.

— Твоё вино, — вновь подал он мне бокал, когда я, на всё ещё подгибающихся ногах, подошла к столу.

Я сделала глоток, ожидая почувствовать привычную сладость. В пансионате нам объясняли, как пить вино, но… Языка коснулось нечто совершенно незнакомое. Лёгкие фруктовые ноты, кислинка, прохлада…

Пытаясь распробовать, я сделала несколько глотков.

— У тебя красивые ноги, — обойдя меня сзади, Руслан остановился у меня за спиной. Убрал волосы с шеи и неожиданно расстегнул молнию. Я ухватилась за спинку стула.

— Хороший вечер, Зверёныш, — опустил молнию до середины спины и так же резко застегнул обратно.

Не прошло и двух секунд, как он уже сидел за столом.

— Приятного аппетита, — кивнул мне на стоящую напротив тарелку и принялся за еду.

— Приятного аппетита, — кивнул мне на стоящую напротив тарелку и принялся за еду.

От его прикосновений на коже как будто остались горячие следы, волнение никак не желало проходить, во рту пересохло.

Я осмотрела стол, надеясь увидеть графин с водой, как это всегда было в пансионате, но его не оказалось.

— Я хочу пить, — призналась, присев за стол.

Ноги всё ещё подкашивались, взгляд, которым Руслан одарил меня, напомнил о прикосновениях. Я вспомнила твёрдость его паха и невольно сдвинула ноги.

— Так пей, — ответил он резко.

Захотелось прикрыться. Спрятаться от него, от его голоса, от черноты его глаз.

Бокал, ещё наполовину полный, стоял возле меня, и я, поколебавшись, взяла его. Под пристальным взглядом Руслана допила почти до конца и облизнула губы. Вкус был странным, не понятным мне, так же, как и ощущения, которые я почувствовала после тех первых глотков.

— Разве вино бывает таким? — допила последний глоточек.

Проигнорировав нож, Руслан насадил на вилку большой кусок мяса. Рванул зубами, как хищная птица, получившая свою добычу. Добыча…

Я сглотнула, перехватив его взгляд. Взяла бокал, но он был пуст, как и стоящая передо мной тарелка. Только сейчас я заметила это и теперь уже с непониманием посмотрела на Руслана.

Взяв кусок хлеба, он разломил его и макнул в стоящий на столе соусник. Подал мне, а после, так ничего и не ответив, встал. Обойдя стол, остановился у меня за спиной. Соус с хлеба потёк по моим и так уже облитым вином пальцам, ладонь Руслана опустилась мне на плечо, бокал снова стал наполняться.

— Именно таким и бывает вино, Маугли, — очень тихо, обманчиво мягко проговорил он, поглаживая мою руку.

Взял кисть и, положив на свою, погладил между большим и указательным пальцем и тут же с силой сдавил. Дёрнул меня, заставляя встать. Я оказалась прижатой к нему — лицом к лицу, глаза в глаза. Ощутила ладонь на пояснице.

— Белое вино сладкое, — сама не зная зачем, прошептала я, напуганная, перестающая что-либо понимать. В теле появилась непонятная лёгкость, голова немного кружилась. — И его не подают с мясом.

— В этом доме его подают с тем, с чем я прикажу, — он заправил прядь волос мне за ухо. Сжимая запястье, поднёс руку ко рту и облизал соус с мизинца.

Меня заколотило, волнение, которое я испытывала до этого, было ничем по сравнению с тем, что я почувствовала, когда он принялся вылизывать следующий, а за ним ещё один. Не торопясь, то касаясь языком, то покусывая. Раздвинув безымянный и средний, он прикусил между ними и снова провёл языком и только когда соуса совсем не осталось, опять посмотрел в глаза.

Дышать я не могла, внизу живота всё стянуло, между ног заныло, и я, ещё больше напуганная, как можно плотнее сдвинула бёдра.

Подол платья медленно пополз вверх, я инстинктивно накрыла ладонь Руслана. Взгляд его полыхнул злобой, по скулам заходили желваки, черты лица моментально стали острее, жёстче.

Покорно убрав руку, я схватилась за спинку стула. Чем выше были его пальцы, тем чернее становились глаза, тем больше я чувствовала исходящую от него опасность.

Губ моих коснулась влажная мякоть хлеба. Соус — молочный, ароматный, попал на язык.