Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Драпать надо?
– Надо. Но не дадут.
– Плохо.
Да вот кто бы сомневался, что плохо. Но и удрать нам не дадут, и прыгать по команде придется…
– Ваня, я составлю завещание.
– Маша! Ты что!?
– Ванечка, солнышко, помолчи и послушай.
– Да?
– Я оформлю завещание на детей и вас с Петей. Им свое, вам свое. Тебе Лощинку, Пете крупную сумму денег, мальчишки тоже свое получат. Нилу рудник, Андрюшке все, что осталось от его отца… я все распишу, и что, и кому, и куда. А ты будь любезен, следуй указаниям. Не пропадете, обещаю. Только малышню не оставляй, ладно?
– Обещаю.
– И будь человеком, не женись, пока Андрюшке хотя бы четырнадцать не исполнится, чтобы мальчишки могли за себя постоять. Мало ли какой твой жена окажется.
Ваня помрачнел. Про маман вспомнил, оно и понятно.
– Я обещаю. Но ведь все будет хорошо, правда?
– Обязательно будет, – кивнула я. – Главное, чтобы мы были при этом самом всем.
– Маша, это как-то звучит…
– Да нормально это звучит, – поморщилась я. – Нормально. И вообще я допускаю – все.
– Я… Маша, давай все-таки уедем?
– Куда?
– Да хоть бы и в Францию!
– Ах Ваня, Ваня, мы с тобой в Париже, нужны как в бане пассатижи.[3]
– Что?
– То. Горькая, но правда. Не нужны мы там никому. Мы и тут-то никому не нужны, кроме себя самих, так что держись, братишка.
– Маша… мне страшно.
А мне-то как было страшно! Но я старшая и самая крутая, так что пришлось улыбаться.
– Ваня, Ваня… справимся. Обещаю.
Ваня шагнул ко мне, опустился на пол, обхватил меня за колени…
– Маша, Машенька, не умирай, пожалуйста…
И смеяться не хотелось над умоляющими глазами, над отчаянным лицом. Только пригладить взъерошенные вихры.
– Я все сделаю, чтобы выжить. Я вас просто так не оставлю.
Братишка не верил, но и выбора у него не было. Не вешаться ж превентивно? В надежде, что мучиться меньше будешь?
Нет уж. Мы еще помучаемся, а если повезет, то и врагов с нами вместе зароют. А еще лучше – без нас. В индивидуальной могилке.
Даешь простор и ячность?
Однозначно!
Интерлюдия.
Игорь Никодимович нечасто относился к людям хорошо. Работа у него такая, понимаете ли, подозревать, что каждый второй человек сволочь, а каждый первый – дурак. За редким исключением.
Вот, сейчас он как раз и беседовал с одним из этих редких исключений.
– Что вы можете мне сказать?
Собеседник удобно устроился в кресле и грел в ладонях бокал с коньяком.
– Мария Ивановна – девушка крайне неглупая, серьезная, решительная. Риска не боится, но зря рисковать не будет. Свою семью будет беречь в любом раскладе, и кидаться за них будет… я однажды такое видел.
– Да?
– Да. У меня была кошка, вот, она, защищая котят, кинулась на собаку. Нос ей располосовала, глаза чудом уцелели…
– И что случилось с этой кошкой?
– Собака ей перегрызла лапу, но котята остались целы. И кошка выжила.
– Будем считать это неплохой аналогией.
– Вот, Мария Ивановна напоминает ту кошку. За свой выводок она на кого угодно кинется.
– Главное – правильно мотивировать?
– В том числе. Но мне бы не хотелось…
– Понимаю. Вы к ней привязались?
– Да.
– А что вы готовы для нее сделать?
Вопрос явно застал собеседника врасплох.
– В каком смысле?
– В буквальном, друг мой. В самом, что ни на есть буквальном.
– Я для нее готов на многое, а вот она для меня – вряд ли, – просто ответил собеседник. И отхлебнул коньяка.
– А вам бы хотелось изменить эту ситуацию?
– Смотря как, друг мой, – иронично парировал собеседник. – Смотря как.
– К примеру… Марию Ивановну все равно надо будет выдавать замуж.
– И вы рассматриваете меня, как подходящую кандидатуру? Смею вас заверить, она не согласится.
– Ну, при правильном подходе она не просто согласится, а еще и попросит вас об одолжении.
Александр Викторович Благовещенский, а это был именно он, покачал головой.
– Не надо, друг мой. Не стоит. Я не лучший супруг для молоденькой девушки с трудной судьбой.
– Это как сказать. Ей нужен рядом кто-то достаточно сильный, чтобы защитить ее, и достаточно взрослый, чтобы не сломать. Его величество… разрешил мне присутствовать при его беседе с княжной, и я был поражен ее суждениями. Иногда мне кажется, что княжне не двадцать лет, а в два раза больше. Ей не подойдет юнец с ветром в голове, ей нужен кто-то посерьезнее.
– Княжна об этом знала? О вашем присутствии при ее беседе с императором?
– Нет. Не знала.
Благовещенский иронично улыбнулся.
– Она очень сложный человек, Игорь Никодимович. И советую это учитывать. Когда она поймет, как ее использовали, она не простит.
– Мне не нужно ее прощение. Мне нужно сотрудничество.
– Сотрудничать она будет. И поймет. Но не простит никогда.
– Никогда – это слишком короткий срок для вечности.
– Не будем философствовать, друг мой. Так что вы предлагаете мне сделать?
Романов тоже сделал глоток коньяка и одобрительно кивнул.
– Обсудим.
* * *
– Она в городе!
Девушка мерила шагами комнату.
Хороша она была – хоть ты сейчас садись и картину рисуй.
Огромные миндалевидные глаза черного цвета, ладно, очень темно-карего, но почти черного, черные волосы, точеное личико, за фарфоровой белизной которого ухаживали часами – не дай Бог веснушки появятся, лучше смерть!
Фигура тоже выше всяких похвал. Где надо – пышно, где надо – узко, изящные руки, маленькие ступни…
Девушку можно было предъявлять как эталон. Сочетание породы и больших денег, и вы получите такой шедевр.
Жаль только, сейчас прелестное лицо было искажено от ярости, а губы искусаны. Ну ничего, алее будут!
Девушка остановилась, метнула в стену вазу, пронаблюдала за сверкающим градом осколков и топнула ножкой.