– Вообще, это интересная мысль! – засмеялся мафиози. – У меня, между прочим, тоже пошаливает спина. Нужно будет подумать, не заняться ли ею всерьез… Но это потом. Сейчас от вас требуется совсем другое. Вы ведь свой человек у Прокопова?

Хохлова будто ожгло раскаленным проводом. Он вскинул голову и с изумлением уставился на своего мучителя.

– Я лечу Прокопова, это правда, – волнуясь, сказал он. – Но…

– Никаких «но»! – строго прикрикнул мафиози. – Не начинайте все сначала. Нам нужно знать все о ваших сеансах у Прокопова. Какая обстановка у него дома, кто с ним вместе живет, кто присутствует в доме, когда вы приезжаете, кто ему звонит, есть ли сигнализация, охрана, в общем, полная информация о его быте. К сожалению, сами мы завалиться к нему в гости не можем. Поэтому пришлось обратиться к вам. Не подведите нас.

– В доме, где он живет, приличная охрана, – угрюмо сказал Хохлов. – Сигнализация, естественно, камеры наблюдения. Насколько я понимаю, при первом же сигнале тревоги является подразделение вневедомственной охраны…

– Это все внизу, – перебил его мафиози. – Это нам известно. Мы не собираемся брать дом штурмом. Мы проникнем в квартиру Прокопова тихо и прилично. Нам важно знать, какой сюрприз может ожидать нас в его жилище.

– Н-не знаю, – промямлил Хохлов. – Я не замечал никаких сюрпризов. Прокопов занимает целый этаж. По-моему, у него имеется прислуга, но в то время, когда я к нему прихожу, прислуги уже не видно. Постоянно при нем находится референт, человек лет тридцати, на охранника по физическим кондициям этот молодой человек явно не тянет. Иногда присутствует секретарь, но такое бывает нечасто. Есть ли в квартире сигнализация или камеры – я не знаю, потому что меня этот вопрос не касался. Впрочем, не исключаю, что какая-то сигнализация имеется, потому что Прокопов, кажется, собирает коллекцию драгоценных камней…

– Вот! – поднял указательный палец мафиози и, обернувшись к своим подручным, заговорщицки улыбнулся. – Вот мы и произнесли главное слово! Прокопов любит камушки – замечательно! Не поверите, но у нас та же самая страсть. Только нет таких возможностей, как у банкира, который купается в долларах. Согласитесь, что это ужасно несправедливо?

– Не знаю, я не интересуюсь драгоценностями, – буркнул Хохлов.

– Значит, вам нас не понять, – притворно вздохнул мафиози. – Жаль! Хотя, с другой стороны, это значит, что одним конкурентом у нас меньше, неплохо!.. Сейчас, когда мы обговорили общие вопросы и поняли друг друга, я хочу, чтобы вы уяснили на будущее – в следующий раз, явившись к Прокопову, вы должны получить ответы на все интересующие нас вопросы. Их я уже перечислил. Попросите банкира показать вам коллекцию. Это даст возможность выяснить, где она находится, какой сигнализацией оснащена, доступна ли она… В общем, все, что касается драгоценностей, нам интересно. Ведите себя естественно, не изображайте из себя Штирлица в тылу врага. Нельзя, чтобы Прокопов хоть на секунду усомнился в вас. Постарайтесь выполнить наше задание в ближайшие два-три дня. По окончании этого срока мы найдем вас и проэкзаменуем. И упаси вас бог идти с исповедью к людям в погонах! Это сплошь оборотни! Вы только загубите свою бессмертную душу!

– Вы странно выражаетесь, – мрачно заметил Хохлов. – Для… Ну, я имею в виду…

– Для преступника, что ли? – подсказал мафиози. – Да вы не стесняйтесь! В этом слове нет ничего обидного. Хотя я и не с пеленок был преступником. А выражаюсь… Знаете, я много читал, много размышлял. И вообще, с интеллигентами лучше разговаривать понятным им языком, это аксиома. Вот вы же нас поняли, Дмитрий Викторович? Поняли, я надеюсь?

Хохлову стоило некоторых усилий произнести ответ, но тянуть он не стал.

– Я понял, – покорно сказал он. – Я попытаюсь.

– Вы сделаете, – с нажимом сказал мафиози. – Иначе все вокруг вас начнет рушиться. Вся ваша налаженная жизнь пойдет псу под хвост, а сами вы… Впрочем, зачем лишние страхи? Этого вполне достаточно, я полагаю.

Он кивнул своим сообщникам, и все четверо в одно мгновение покинули машину. Дмитрий Викторович даже в себя не успел прийти, а черный «Опель» уже сорвался с места и исчез в глубине переулка. Хохлов даже номер не успел запомнить, хотя, по правде говоря, и запоминать его не хотел.

К своему товарищу Хохлов уже не пошел. Проблема, которую он собирался решать полчаса назад, уже казалась ему совершенно неактуальной. Хохлов хотел ехать домой, но обнаружил, что у него так сильно трясутся руки, что ему с трудом удается управляться с рулем. И вообще он был настолько расстроен, что вполне мог попасть по пути в аварию. Решив не рисковать, Дмитрий Викторович запер машину, без сожаления бросил ее в переулке и поехал домой на метро.

Возле дома его поджидал сюрприз, о котором, впрочем, его совсем недавно предупреждали. Нервно прохаживаясь возле подъезда, его дожидалась дочь Алла, которую в последний раз он видел самое меньшее месяца три назад. В другое время Хохлов непременно обрадовался бы и не постеснялся бы бурно проявить свои чувства, хотя Алла этих его чувств терпеть не могла. Теперь же Хохлов всего лишь сказал дочери: «Здравствуй!» – и без остановки прошествовал к дверям подъезда. Выслушивать второй раз повесть о неведомом молодом человеке, попавшем в беду, Дмитрию Викторовичу совсем не хотелось, тем более от своей дочери. Ему хотелось, чтобы в жизни рядом с ней был кто-то понадежнее паршивого картежника.

Поведение отца сбило Аллу с толку. Привыкшая разговаривать с ним свысока, в то время как он всегда заискивал перед ней и оправдывался, она теперь растерялась. Отцовская холодность явилась для нее не меньшим сюрпризом, чем для него – появление бандитов. К тому же она была действительно не на шутку встревожена. Это было заметно по ее бледному, совсем не накрашенному лицу. Она, кажется, даже толком не причесывалась сегодня. Хохлов быстрым шагом прошел к лифту, ни разу не оглянувшись, нажал на кнопку. Алла, как собачонка, молча бежала за ним, пытаясь постичь перемену, произошедшую с отцом. На нее жалко было смотреть. Хохлов и старался не смотреть. Он боялся, что это окончательно добьет его.

Они вошли в квартиру так же молча, избегая смотреть друг на друга. Хохлов сразу же направился к бару, безо всяких объяснений налил себе почти полный бокал коньяка и осушил его одним махом. Дочь широко раскрытыми глазами смотрела на него с порога. Она не привыкла к тому, чтобы ее отец походя хлестал коньяк. Она стала догадываться, что в жизни ее отца тоже не все ладно и на душе у него лежит какая-то тяжесть, только никак не могла понять, в чем дело – нелады в семейной жизни? Или, может быть, он как-то окольными путями узнал обо всем?

– Ты чем-то расстроен? – попыталась она осторожно прощупать обстановку. – У тебя неприятности?

Хохлов со стуком поставил стакан на откидную крышку бара, мельком взглянул на дочь. Коньяк никак не хотел ударять в голову – тот же самый результат, как если бы он выпил стакан минеральной воды. До какой же степени он напуган!

Но, по крайней мере, он уже мог спокойно разговаривать, не боясь сорваться. Собственно, разговаривать не о чем – вопрос был ясен ему еще час назад, но дочери тоже надо дать выговориться. И пообещать что-нибудь. Не объяснять – это невозможно, но дать понять, что он не оставит ее одну.