поздно. Парни, которые оказывали мне знаки внимания, теперь были заняты, у некоторых даже успели родиться дети. Я только удивлялась. Ну надо же, Вася, женившись, завязал со спиртным, стал вполне приличным человеком, семьянином – все в дом! Коля, хоть и был некрасив, а вот поди же, нашел себе вполне миловидную жену, и сынишки-погодки получились у него вполне симпатичными – пошли в маму.

Гриша продолжал жутко «гэкать», зато его родня помогала супруге парня, причем не только непосредственно в быту – приготовить, с детьми посидеть – но и материально, подсовывая периодически молодой семье приятно похрустывающие купюры. Миша, перебивавшийся раньше с хлеба на воду, стал настоящим работягой, отличным сантехником, которого с руками отрывали люди: непьющий и трудоспособный парень имел не только постоянную работу на окладе, но и множество «шабашек», с которых в итоге получалась сумма, даже превышающая официальную зарплату.

Я же осталась одна, а «товарный вид» постепенно стал теряться: волосы от агрессивной краски стали тонкими, секлись и пушились. На лице от постоянного нахмуренного вида уже в 25 появились первые довольно заметные заломы. Впрочем, пытаясь себя хоть как-то приукрасить, я продолжала использовать любимый черный карандаш и алую помаду – для меня эти косметические продукты с детства и до сих пор казались атрибутами красивой женщины.

Познакомиться с кем-то еще как-то не получалось. И потекли долго тянущиеся еще несколько лет довольно унылой жизни. Я даже привыкла к придиркам матери, к нелюбимой работе и отсутствию каких-то перспектив.

Мне приближалось к тридцати, когда я все-таки встретила мужчину. Я не влюбилась в него, он был довольно средненьким внешне, ему уже и вовсе подкатывало к сорока годам, и, как и я, он не был особо успешен – трудился библиотекарем, ну разве это работа для мужчины? Зато у него была своя квартира, в которой он проживал один. Из родни у него имелась только мама, но она уже давно на постоянной основе проживала в интернате, так как была не в ладах с головой.

Ни принца, ни короля я уже и не искала, а это, очевидно, был последний мой вариант. Мы расписались, и я не стала тянуть – сразу забеременела. Впрочем, как выяснилось позже, мечту о нескольких детях я тоже осуществить не могла. Роды прошли тяжело, были осложнения, и в результате оказалось, что родить еще раз я не смогу. У меня была теперь одна-единственная дочь, которую я назвала именем, что выбрала для девочки еще в детстве – Марина.

Глава 2. Благими намерениями

Сережка

Итак, я остался с маленькой Наденькой. Сразу же пришлось решать вопрос, кто будет за ней присматривать, когда у меня рабочие смены. Но проблема решилась быстро, на выручку мне пришла соседка-пенсионерка, которая меня жалела и согласилась нянчить дочку за чисто символическую плату. Когда же я был дома, я всецело отдавал себя этой малышке, потому что иначе меня начинала разъедать изнутри пустота и тоска. Было сложно: девочка оказалась очень похожа на свою маму, все в ней напоминало мне о погибшей жене, с которой я так мало времени успел побыть вместе.

А когда дочка засыпала, тоска внутри меня поднимала голову вновь. Я оставался один на один с собой, и мне было так тяжело и больно, что порой становилось трудно дышать – грудь как будто стягивали цепи, и воздух в легкие попадал с большим трудом. В такие моменты я позволял себе слабость. Я доставал водку – у меня она была самая дешевая, потому что я экономил, стараясь по максимуму дать все необходимое Наденьке, а себя ограничивал – и делал глоток. Когда горькая, невкусная жидкость попадала в желудок, мне становилось словно бы теплее. Стеснение в груди проходило, меня отпускало, и я ложился спать.

Во снах я видел жену. И сбивающий ее автобус. Хоть авария произошла не на моих глазах, в сновидениях эта картина была столь четкой, словно я был на самом деле очевидцем ДТП. Я просыпался и делал еще глоток губительного зелья, чтобы забыться, вырубиться, чтобы спать без снов. Утром я заставлял выталкивать себя на работу, а в выходные – заниматься с дочерью.

Я гулял с ней, кормил ее, читал сказки и пел песенки – впрочем, тут мой запас был довольно скуден. Через некоторое время я решил, что дочку нужно отдать в садик, чтобы она общалась с другими детьми. Она быстро забыла маму, так как была еще очень маленькая, хотя иногда вспоминала что-то связанное с ней и капризничала. Но как же проще в этом плане детям! Я забыть не мог никак. Да и не хотел я забывать любовь всей моей жизни.

Когда у меня выпадали выходные на те дни, что Наденька ходила в садик, я пил. Я отводил ее, возвращался домой, предусмотрительно заводил будильник на половину пятого, употреблял и ложился спать. Вскакивал от звонка в назначенное время, тащил себя под ледяной душ, который помогал прийти в чувство, вернуться снова в реальность – и бежал за дочкой в сад. Воспитатели поглядывали на меня косо, но они знали о моей ситуации и не читали мне нотаций.

К тому же к дочке я относился трепетно и ответственно: она всегда была одета, как куколка, сыта – я сам мог не есть сутками, но она питание непременно получала по расписанию. Вот только с прическами справляться я так и не научился, поэтому на голове у нее всегда были два кривеньких хвостика – как я ни старался, сделать их красивее у меня не получалось.

Так прошло несколько лет. И только по прошествии длительного времени я стал осознавать, что у меня проблемы с алкоголем. Большие.

Александра

После того случая я и муж провели с сыном серьезную воспитательную беседу. Кажется, он внял нашим нравоучениям – по крайней мере, такое впечатление создавалось со стороны. Однако я стала еще больше подсознательно бояться собственного ребенка. Мне мерещилось, будто внутри у него скрыто что-то жуткое. И я стала за ним наблюдать.

Но никаких странных или подозрительных действий, либо реакций я за ним больше не замечала. Он рос, взрослел, и я чувствовала, что сын становится все более далеким от нас. С каждым прошедшим годом он все реже высказывал, что было у него на уме, а все семейные разговоры обычно касались каких-то нейтральных или бытовых тем.

И даже если мы говорили о школе или его друзьях, его высказывания всегда были какими-то подчеркнуто правильными. Он избегал оценочных суждений,