Я притянул Кледир к себе. Я поцеловал ее. Подожди, мне нужно переодеться, сказала она.

Я лег на кровать и стал ждать, пока я ждал, от нечего делать я повернул фотографии ее родителей в рамках лицом к стене. Белая ночная рубашка, тебе нравится? Нравится, иди ко мне.

Кледир нервничала, я – нет, я был спокоен. Я спустил кружевные бретельки с ее плеч, соски ее грудей были твердыми и подрагивали, я провел языком вокруг каждого из них, спустился ниже, ребра, пупок, я раздвинул ей ноги, прошелся языком внизу, там было сухо, я приник к ней губами, пустив в ход свой язык, и почувствовал сладкий, очень сладкий сок моей жены. Я накрыл ее своим телом, мое орудие вошло в нее, внутрь, в живот, там было жарко, естественно, там было жарко, меня охватило наслаждение.

Я кончил и почувствовал усталость, меня клонило в сон.

Я повернулся на бок и уснул.

Что такое супружество, все знают, женщины хотят замуж, а мужчины в конце концов вынуждены жениться, женщинам необходимо замужество, необходимо иметь детей, и мужчины смиряются с этим требованием, потому что они устали воевать и хотят мира, это и есть супружество. Его звали Умберту, а я пришел наниматься на работу, я сказал ему, что я женат, только что женился, и тут его прорвало на тему семейной жизни. Я тоже женился, заявил он, и знаешь, чем это кончилось? Догадайся, если догадаешься – работа твоя. Мне показалось, что он пьян, дерьмо собачье, ну, давай, угадывай и получишь работу, муженек. Он был точно пьян, отвечай же; что-то белое проникло мне в мозг, камень или гранитная плита, я ничего не мог придумать, считай, что это вступительный экзамен, муженек, ты хочешь получить работу или нет? Дети, сказал я, дети, рассмеялся он, его смех вонял алкоголем, дети это не самое худшее, самое худшее, изрек он, это то, что мы безмозглые бараны, и ты баран, все мужики бараны, мы ведь как думаем: хорошо, я женюсь, а потом, при случае, поколочу ее, но когда подворачивается тот самый случай, идеальный случай, на мой взгляд, чтобы вышибить все зубы этой суке, то человек понимает, что он уже связан по рукам и ногам, он не может пошевелить даже пальнем, потому что Бог, самый главный пройдоха, ради того чтобы это паскудство никогда не кончалось, не научил женщину готовить еду или гладить белье, он научил ее лишь одному – связывать накрепко, понятно тебе? Я рассмеялся, чокнутый он какой-то, связывать, я женился на исчадии ада, сказал он, я ничего не ответил, я женился на Кледир, мой брак не похож на другие, мне понравилось открывать дверь холодильника только ради того, чтобы увидеть яблоки, груши, клубнику, еще какие-то фрукты, все утро я расхаживал по дому Кледир и повторял себе под нос: я муж, она – моя жена, у нас общая кровать, это – наш нагреватель для воды, а это – наша электрорезка, мне все это нравилось, очень нравилось, супружеская жизнь была как сказка, послушай, милый, я вырезала для тебя объявление из газеты, «требуется продавец», у тебя ведь уже есть опыт такой работы; вот что я скажу, продолжал он, женщинам необходимо выходить замуж, необходимо выходить замуж, потому что им необходимо иметь детей, необходимо иметь детей, потому что им необходимо орать на кого-нибудь, а орать им необходимо, потому что эти суки вечно недовольны, если они сидят дома, то считают, что у них хреново сложилась жизнь, если они работают, то начинают разрываться на части, коровы никогда не бывают довольны, моя работа, современная жизнь, роль матери, романы, любовники, продукты из полуфабрикатов, личная удовлетворенность, все это трудно сочетать одно с другим, любят повторять они, сборище кретинок, трудно заставить самолет взлететь, вот что действительно трудно, потаскухи, жирные коровы, они еще и толстеют, жиреют, и превращаются в одно большое брюхо, а знаешь, почему они толстеют? Они толстеют, чтобы раз и навсегда покончить со всем, женщинам просто необходимо поломать жизнь хотя бы одному мужчине, вот в чем дело, думаю, что ты меня понял, парень, жениться значит дать связать себя, он хохотал во все горло, лицо у него было красное, весь нос в прыщах, ты принят на работу, муженек, приходи, чтобы ежедневно убирать дерьмо за животными. Вечером ты будешь возвращаться домой усталый и будешь убирать дерьмо за своим ребенком, когда он родится, а его дерьмо будет особенно вонючим, и тебе станет казаться, что кошки и мыши писают духами, тут он расхохотался особенно громко, лег всем своим слоновьим телом на прилавок и так заржал, что затряслись полки, корм, семя для канареек, собачьи ошейники и поводки, клетки, мышеловки – все полетело на пол, я наклонился, чтобы поднять, брось, сказал он, все еще хохоча, не надо, пусть какой-нибудь покупатель поскользнется и сломает себе ногу, ты принят, муженек, приходи завтра пораньше, раненько так, эти засранцы будут гадить всю ночь в ожидании твоего прихода. Я еще хотел спросить про зарплату, но мне стало неудобно, в таком случае, до завтра, сказал я и вышел, он подошел к двери, давай-давай, муженек, лети к своему семейному очагу, хохотал он мне вслед, береги свою женушку, сумасшедший, прохожие на улице оборачивались в мою сторону, я чувствовал себя полным идиотом, муж объелся груш, кричал он, топай домой, да поскорей.

Сова, нарисованная на дверях магазина, особенно ее глаза, мне не понравилась, внутри пахло моющими средствами и навозом, я почувствовал во рту привкус меди, да еще этот парень хохотал все время, не знаю, не понравился он мне, я подумал, имею ли я право занимать место Эзекиела, может, мне был дан знак держаться подальше, а может, какая-то сила хочет покарать меня, Эзекиел был уже по ту сторону и вполне мог сделать так, чтобы отомстить мне, Суэл, кстати, тоже. Дьявольщина, расплачиваться приходится на этом свете, настоящий ад здесь, песья голова, я остановился посреди улицы и не мог двинуться дальше, дьявол, получеловек полукозел, мне захотелось вернуться в магазин и сказать старине Умбер-ту, что я еще раз подумал и решил отказаться от работы. Все-таки дьявол существует. Дойдя до угла, я снова остановился, вошел в бар напротив и заказал кока-колу, этот козел Умберту все еще хохотал и орал, изображая петуха, кукареку, вопил он и хлопал крыльями, какая-то женщина в ужасе отскочила от меня, нужно было просто перейти улицу и сказать, что я передумал, но я не мог, иди убирать дерьмо, муженек, кричал он, иди и скажи, что ты не хочешь получить эту работу, иди прямо сейчас, еще одна кока-кола, засранцы будут гадить всю ночь в ожидании твоего прихода, давай-давай, парень, иди к своей женушке, пойди и скажи ему: засунь свой магазин себе в задницу. Но я не мог этого сделать. Не мог, потому что мне всегда было неловко возвращаться, мне неловко идти первым, неловко задавать вопросы, получать, просить, терять, мне стыдно, что я беден, что жизнь моя идет наперекосяк, мне стыдно даже за то, что у меня нет места, где я могу обрести последний покой. А еще мне стыдно за мои ботинки. Я не вернулся. Я допил кока-колу и стал думать, как жить дальше, Эзекиела больше нет, и кто-то должен продавать животных. С тех пор как я начал следить за Эзекиелом, я думал об этом, я люблю животных, кроме кошек, они предатели, мне нравятся все остальные звери, продавать животных лучше, чем торговать винтиками, зарплата плюс комиссионные, развозить пиццу, работать экспедитором или в службе доставки, и уж намного лучше, чем быть техническим продавцом, внешним продавцом или брать товар на реализацию.