Мне хотелось секса – безумного, жаркого, безудержного. Беда в том, что «безумно», «жарко», «безудержно» было только в первый раз, а потом появлялась скука. Искала, сама не знала, чего. А может и знала – в недрах души, где сидела, сжавшись, боль от предательства. Как назло, и в этот раз никто приличный на глаза не попался – все были слишком простыми или замороченными. Угощали выпивкой, говорили комплименты – чушь несусветная. Слушать это не было сил, меня не волновало больше какие у меня глаза – серые или голубые, большие или маленькие, красивые ли волосы – плевать. Просто разденьте меня, подарите крупицу кайфа и проваливайте из моей жизни вон.

Ушла из бара расстроенная – опять придётся трогать себя под одеялом и засыпать неудовлетворённой. Громко стучали по асфальту высокие каблуки, слишком короткая юбка задиралась, приоткрывая ямочки ягодиц – но какая мне разница. Хотите смотреть – смотрите, а лучше сделайте что—нибудь, чтобы унять этот тлеющий жар внутри.

Проходила по тёмному переулку, мимо гаражей, фонарь не горел. Сердце гулко забилось в груди, услышала в собственных ушах. Сзади что—то зашуршало, я пошатнулась. За руку сильно схватили, прижали стене спиной.

В нос ударил омерзительный запах алкоголя и дешёвых сигарет.

– Кто тут у нас, – прокаркал липкий мужской голос, – Такая красивая и одна.

Я завизжала, пытаясь ударить его по лицу, но он схватил запястья и скрутил их над головой. Больно тряхнул – ударилась затылком о кирпичную стену, слёзы брызнули из глаз.

– Не рыпайся, сука, не то прирежу, – в темноте сверкнуло холодное лезвие, его тут же прижали к моей шее.

Начал задирать и без того неприлично короткое платье, дёрнул вырез – раскрыл декольте. Бюстгальтер треснул под нетерпеливыми руками, когда он опустил чашечку и начал с силой сминать мою грудь.

– Хороша, – промычал, снова одарив своим амбре изо рта.

В темноте не видела его лица – представился толстым и лысым – стандартный образ злодея в мультиках и кинофильмах. Почувствовала себя беспомощной, неживой, руки обмякли. Пусть делает что хочет, только бы быстро. Больнее мне уже не сделаешь, а с отвращением к себе справиться, пожалуй, можно.

Он что—то пыхтел, разрывая трусики, я не обращала внимания. Закрыла глаза – абстрагировалась. Представила рядом с собой другого мужчину – высокого, крепкого, нежного. Грудь защемило от тоски – до сих пор жду, глупая.

Лезвие больно резануло по коже, насильник упал на землю. Я вскрикнула, увидев вторую фигуру и замолчала, когда услышала глухие удары по человеческому телу. Глаза начали привыкать к темноте – снова закричала, то ли от радости, то ли от ужаса.

Пришёл.

Вернулся!

Руслан остановился, услышав мои всхлипы, обхватил сильными руками и прижал к груди.

– Не плачь, девочка, – сказал мягко, как когда—то, – Ничего не случилось, только не плачь.

Я взревела, вцепившись в его рубашку пальцами. Затряслась всем телом, ноги подкосились. Подхватил, удержал, не дал упасть. Понёс куда—то в темноту, а потом вышел под фонарь – я зажмурилась от неожиданного света, когда он поставил меня на ноги и прислонил к столбу.

– Ублюдок, порезал, – прошипел он, прикоснувшись пальцами к моей шее, – Убью.

Дёрнулся назад, но я перехватила за руку.

– Не надо, – едва дыша произнесла и снова разрыдалась, – Домой. Домой хочу.

Сжал челюсти, но не ушёл. Прикрыл порванное платье, спрятал грудь обратно в лифчик, снова подхватил на руки. Обняла за шею руками, вдохнула его запах, проливая слёзы на гладковыбритую шею.

Донёс на руках, быстро и широко шагая. От дома никогда не уходила далеко, вот и сегодня была в своём районе. Поставил у подъезда, выхватил сумочку и вытащил ключи. Открыл дверь, я вошла внутрь на дрожащих ногах, побежала наверх, скинув туфли. У квартиры встала – ключи у него остались. Поднялся быстро, молча открыл замок и втолкнул внутрь.

Застыл на пороге, глядя на меня, не моргая. Лицо разгладилось, когда я попыталась прикрыться, улыбнулся.

– Чай? – предложил, зная, что иногда пью сбор успокоительных, если не могу уснуть.

Кивнула, юркнула в ванную, встала прямо в одежде под душ – смыть с себя грязь и чужие потные руки. Стояла долго, давясь рыданиями и размазывая косметику по лицу. Как вышла смутно помню, просто стянула с себя испорченную одежду, обернулась полотенцем и пошла на кухню, даже не посмотрев на своё отражение.

– Спасибо, – сдавленно проговорила, обхватив протянутую чашку ладонями, – Не знаю, как ты там оказался, но спасибо.

– Не за что. Больше не ходи по ночам одна, разодетая, как шлюха.

В словах злость, неприкрытая и грубая. Я вскинула голову, прошипела:

– Не твоё дело, как я хожу и с кем.

Он прищурился, толкнул на стул – горячий чай расплескался по рукам. Вскрикнула от боли и от его слов.

Устало вздохнул, присев передо мной на корточки. Брови сошлись на переносице, посмотрел хмуро.

– Что же ты с собой делаешь? Зачем? Для чего?

– Я живу так, как я хочу и мне никто не указ, – снова злобный тон, вскинула голову, – Тем более ты. Чем ты лучше? Ты хоть знаешь, как больно мне было? Осознаёшь, что ты со мной сделал? Как унизил?

– Осознаю. И я просил прощения за это, – взгляд тёмный, ни тени раскаяния.

Просто констатация факта: «Виноват. Прощения просил».

Скотина.

– А я не буду прощать, – выплюнула, – Таких как ты ещё в утробе давить надо. Чтобы дышалось легче. Ненавижу тебя, всю оставшуюся жизнь ненавидеть буду.

Отставила чашку на стол. Поднялась.

– Что? Что я с собой делаю? Трахаюсь, как кошка, даже имён не спрашиваю. А кто меня научил этому? Ты! – толкнула в грудь, когда выпрямился, – ТЫ! Хочешь обвинить – вини себя. Не появился бы ты в моей жизни, была бы забитая, как раньше. Сидела бы мышкой дома. А ты научил, спасибо тебе, показал, что верить никому нельзя, но можно хотя бы получать удовольствие от лжи.

– Идиотка! – замахнулся рукой, я сжалась, думала ударит, – Да я же… – обхватил лицо ладонями, притянул к себе, – Да я же всё для тебя сделаю, только попроси. Хочешь, чтобы ушёл – уйду. Хочешь, чтобы пришёл – позови, приду. Хочешь, буду ползать перед тобой на коленях; хочешь убью ради тебя. Только не молчи, говори, чего ты хочешь?! – заорал, опустил руки на плечи, встряхнул.

– Хочешь знать, чего хочу? – распахнула полотенце, сбросила его на пол и осталась голой, – Бери! Секса хочу. Бери, а потом проваливай.

Провизжала так звонко, как будто ногтём по стеклу. Он шагнул назад, уставившись на моё тело сумасшедшими глазами. Потом скривился весь, сжался, медленно пробежался глазами вверх—вниз и шагнул назад ещё раз.

– Дура. Дура, – покачал головой, – Посмотри, что ты с собой сделала. Ты хоть видела себя со стороны?