лишь плана Чи-Най-Чанга.

Раскинув умом, он решил добыть его во что бы то ни стало.

Сделать это оказалось нетрудным.

Пользуясь связями, богатством и своим влиянием, Лиу-Пин-Юнг обвинил Чи-Най-Чанга в государственной измене и в желании убить местного фудутуна.

Суд над стариком был короток, и Лиу-Пин-Юнг уже ликовал, видя, как распинают Чи-Най-Чанга, когда вдруг судьба сыграла над ним злую шутку, освободив его врага таким чудесным и неожиданным способом.

Вспоминая все это, Лиу-Пин-Юнг все скакал вперед, полный непримиримой ненависти.

В каждой деревне расспрашивал он жителей о летающем чудовище.

В некоторых деревнях никто не мог дать ему удовлетворительного ответа, но зато в других он получал время от времени ценные сведения.

Многие китайцы видели, как высоко в воздухе несся какой-то странный предмет, похожий на многокрылую птицу, и они указывали направление, в котором он исчез.

Пользуясь этими указаниями, Лиу-Пин-Юнг неутомимо стремился вперед, полагая, что страшный тайфун, разыгравшийся так кстати, задержит где-нибудь его врагов.

И он был прав.

* * *

Предчувствие Верлова оправдалось.

Осмотрев с рассветом воздушный корабль, Бромберг состроил кислую гримасу.

– Плохо, черт возьми! – проворчал он. – Масса изогнутостей… есть и поломки…

– Значит, застрянем? – спросил Суравин.

– Придется-таки! – покачал головой инженер. – Суток двое придется чиниться. Беда в том, что благодаря этому нам надо будет сделать запасы кое-каких материалов, а следовательно, соприкоснуться с людьми.

– Вы полагаете, что избежать этого будет невозможно?

– Полагаю, невозможно, – ответил Бромберг. – Принесите-ка мне из каюты ящик с инструментами.

Не медля ни минуты, он принялся за работу, в которой приняли участие Суравин и Верлов.

Прошли сутки.

Хотя настоящий тайфун уже прошел, но ураган все еще продолжал бушевать.

Путешественникам это было на руку.

Ввиду невозможности работать в поле китайцы-поселяне совершенно не выходили из деревень, и воздушный корабль стоял в лощинке никем не замечаемый.

Но утром на третий день, когда починка была уже окончена, Бромберг подошел к Верлову.

– А ведь без жилого центра нам не обойтись, Иван Александрович! – проговорил он. – Пришлось поставить новую ткань на три крыла и на два – большие заплаты.

– В чем же дело? – спросил Верлов.

– Запас оставшейся ткани слишком мал. Еще один такой шторм, и мы останемся совсем без запаса. Надо во что бы то ни стало добыть шелковой крепкой ткани.

– Купить?

– Да. Тут верстах в семи есть большая деревня, башня которой видна с пригорка. Придется сходить туда и купить.

– Что ж, можно рискнуть! – согласился Верлов. – Если угодно – я схожу… язык я знаю.

– А если вас схватят? – спросил инженер.

– Об этом не беспокойтесь! – улыбнулся Верлов. – Я достаточно знаком с этой страной, в которой пропутешествовал несколько лет. В первые часы нас никто не тронет пальцем, а если и приведут к местному чиновнику, то нет ничего легче откупиться подарком. Правда, лишь только о нас узнают хунхузы (разбойники), проживающие везде в более или менее крупных селениях, они постараются захватить нас в плен, но… в самом городе, притом днем, они не решатся действовать. Мы же сделаем покупки, вернемся и моментально снимемся с якоря. Вы можете даже подняться и следить за нашими движениями в подзорную трубу.

– Это правда, – согласился Бромберг. – Вы один пойдете?

– Конечно, один! – пожал плечами Верлов. – Повторяю, это совсем не страшно.

– Совсем-таки не страшно? – спросила, подходя, Вера Николаевна.

– Ни капли! – улыбаясь, ответил Верлов.

– И если бы я попросила позволения сопровождать вас, вы бы не отказали мне в этом? – спросила молодая девушка, пристально взглядывая на любимого человека.

Верлов поймал ее взгляд и покраснел.

Ему и самому хотелось побыть хоть немного наедине с ней, и, подумав слегка, он ответил:

– С женщиной показаться еще лучше. Тогда каждый поверит, что мы лишь обыкновенные путешественники.

Бромберг ничего не ответил, и лишь едва заметная добродушная улыбка на мгновение мелькнула в уголках его губ.

Он чутьем угадывал тяготение друг к другу молодой парочки, но дипломатично молчал об этом, решив раз навсегда, что это не его дело.

– Купите самого плотного, но не особенно толстого шелку… аршин сто, – заговорил он деловым тоном. – Лучше белый цвет, а если не будет, то черного.

– А вы совсем готовы к поднятию? – спросил Верлов.

– Через два часа все будет готово. Кстати, буря теперь совсем стихла, и оставшийся ветер совсем не мешает нам лететь дальше.

Вера Николаевна подошла к отцу.

– Папа, ты мне позволишь прогуляться с Иваном Александровичем? – попросила она. – Он говорит, что опасаться нечего.

И она рассказала отцу, в чем дело.

– Ну что ж, иди, коли так! – согласился Суравин. – Раз Иван Александрович так говорит, значит, надеется.

Молодая девушка весело захлопала в ладоши.

Между тем Верлов сбегал в каюту, захватил с собою денег и, на всякий случай, револьвер.

Весело разговаривая, счастливые, что могут несколько часов побыть наедине, Верлов и Вера Николаевна направились к селению, башня которого виднелась на горизонте.

Лишь только они отошли от корабля версты на две, Верлов подал своей спутнице руку.

О, теперь они могли говорить свободно!

Как-то сам собою Верлов заговорил о своей любви, о том, как осветилась вся его будущая жизнь, какое радостное сознание взаимности наполняет его сердце.

Молодая девушка робко отвечала тем же признанием, крепко прижимаясь к руке спутника.

Они строили планы будущего, не замечая, как сокращается расстояние до селения, и только тогда очнулись, когда яростный лай собаки подсказал им, что началась окраина.

Мужской персонал селения как-то не был виден, и у ворот дверей фанз толпились лишь совершенно голые детишки и просто одетые женщины.

– Посмотрите, какая хорошенькая! – воскликнула вдруг Вера Николаевна, указывая на порог первой фанзы.

Верлов взглянул по указанному направлению и улыбнулся.

На пороге сидела прелестная китаянка, не старше пятнадцати лет.

Одета она была в грубую синюю рубаху, спускавшуюся ниже колен, и в такие же широкие штаны.

Хорошенькое, ненабеленное и ненарумяненное личико, с черными, слегка дикими глазенками в узких разрезах век и витиеватой прической, украшенной дешевыми блестками, крошечные смугленькие ручки и маленькие ножки в чистых белых чулочках и дешевых туфлях как-то не гармонировали с бедностью костюма.

Увидав чужестранцев, она с любопытством оглядывала их, заинтересованная больше всего женщиной и ее костюмом.

Когда Верлов и Вера Николаевна подошли ближе, она испуганно бросилась к двери.

Но голос Верлова заставил ее остановиться.

– Послушай, девушка! – сказал он по-китайски. – Моя жена, – при этом слове Вера Николаевна вся вспыхнула, – никогда не видала китайских дворов. Можно зайти к вам посмотреть?

Сначала на лице маленькой китаянки отразился испуг.

Но Вера Николаевна быстро подошла к ней, взяла ее за маленькие ручки и с ласковой улыбкой посмотрела