Побледнев, Алина бочком отодвинулась от разбитого ею горшка.

— Что за дети тут, вашу мать? Устроили здесь детский сад, — взревел он, заметив нас. — Вы Опарина?

— Да, — призналась я.

— Проходите в кабинет, — велел он и, обращаясь к Алине и Ринату, добавил: — А вы, мелкие, сидите тихо. Рыпнитесь, я вам ноги поотрываю! Поняли?

Дети старательно затрясли головами.

— Дети меня слушаются, — с довольной ухмылкой сообщил он мне, закрывая дверь кабинета. — Я знаю к ним подход.

— Сейчас я воочию убедилась в ваших педагогических способностях, — призналась я, с достоинством опускаясь на стул.

— Хватит трындеть, — пробасил Бузыкин. — Что там с моей дочерью, будь она неладна.

— Вы, конечно, будете огорчены и шокированы этой новостью, но у вашей дочери неважно с математикой. Боюсь, в дальнейшем это сильно осложнит ей жизнь, — выдала я.

— Что? — не поверил своим ушам Бузыкин, замерев с бутылкой коньяка в одной руке и пустым стаканом в другой.

— Конечно, сейчас у нее по этому предмету пятерки, но наметилась тревожная тенденция. Ваша дочь нуждается в дополнительных занятиях, — продолжала я с серьезным видом.

— Какого хрена вы мне все это говорите? Я думал, что она залетела или начала трепаться с пацанами. С такой хренью валите к ее матери и не доставайте меня, — начал разоряться Бузыкин, размахивая перед моим носом бутылкой.

— Но позвольте, — пискнула я.

— Пошла вон! — завопил он, впадая в ярость.

В кабинет осторожно заглянул высокий худощавый мужчина в сером костюме. Его цепкие серые глаза сразу впились в меня.

— Палыч, выведи ее отсюда, или я ее порву! — закричал Бузыкин ему, брызгая слюной.

Палыч мгновенно сориентировался, распахнул передо мной дверь и жестом показал, в какую сторону следует уходить. Что ж, я видела все, что мне было нужно.

— Может быть, мы сходим в парк? — предложил Ринат уже на улице.

— Не думаю, что это хорошая мысль. Давай как-нибудь в другой раз, — сказала я, взглянув на часы.

— А вас никто не просит думать, — пояснила Алина. — Позвоните матери и спросите у нее.

Я тяжело вздохнула и подумала, что вылазка в парк им не повредит. Не сидеть же детям целыми днями дома. К тому же сомнительно, что похитители проявят себя в таком людном месте, где полно милиции. Я позвонила Прохоровой и сообщила о желании ее отпрысков посетить парк, высказавшись, что сама я против этой идеи. Но Елена, как всегда, пошла наперекор, велев непременно посетить все, что пожелают ее чада, не скупясь на расходы.

— Вы для этого и приставлены к детям, чтобы сопровождать их повсюду, — наставляла она меня. — Если вы стеснены в средствах, возьмите у Вячеслава. Я всегда выдаю ему некоторую сумму на непредвиденные расходы.

— Нет проблем, — ответила я и нажала на отбой.

Вячеслав посмотрел на меня с кислой миной на лице.

— Куда сейчас?

— В парк, — обрадовала я его. — Ну, дядя Слава, доставай свою кубышку. — И скомандовала детям: — Мелкие неприятности, за мной!

Прогулка в парке прошла без эксцессов. Я, вспомнив-таки о своей роли учительницы английского языка, принципиально забыла русскую речь и изъяснялась только на иностранном.

Домой мы вернулись около четырех, усталые, но довольные. По крайней мере, Ринат. Я же выполняла свою работу, а Алина играла обычную для себя роль истеричного избалованного ребенка, от которого только и жди пакостей.

Стоило нам переступить порог, как проголодавшаяся Алина ринулась на кухню. Она ведь так и не съела ничего из того, что я покупала им, все уплетал Ринат. Может быть, у Алины и имелись свои деньги, но, несмотря на это, она предпочла демонстративную голодовку.

К моему удивлению, Елена Прохорова уже находилась дома, что было для нее нехарактерно. Бледная и уставшая, она вышла к нам, поинтересовалась, как прошел день, рассеянно выслушала и удалилась в свой кабинет. Чуя недоброе, я отослала Рината в его комнату и бросилась разыскивать Виталия. Он курил в беседке во дворе.

— Что произошло? Почему вы уже вернулись? — приступила я к нему с вопросами.

— Что еще могло произойти, как ты думаешь? — задумчиво проговорил Виталий, рассматривая тлеющую сигарету. — Пришло очередное послание.

Он сунул мне распечатку.

«Готовься к смерти, сучка! Тебе не помогут ни деньги, ни охрана. Твой час пробил», — прочитала я.

— Интересно, опять сплошной туман и ни малейшей зацепки.

— Эти сволочи уже достали, — пожаловался Виталий. — Хочется, чтобы наконец что-то произошло. Надоела неизвестность.

— На твоем месте я бы не стала торопить события, — сказала я, закуривая. — Лучше скажи, сегодня, да и вообще, ты не замечал, что вас с Еленой ведут?

— Да вроде нет. Это-то хуже всего, — вздохнул Виталий. — У меня закрадываются мысли, что я теряю квалификацию, или же против нас работают такие профессионалы, с которыми мне не по силам тягаться.

— Насчет их профессионализма я бы поспорила, — возразила я. — Попытка похищения детей со школьной площадки была дилетантской. Я бы на их месте поступила по-другому.

— Не знаю, не знаю, — проворчал Виталий, вдавливая сигарету в пепельницу. Когда он вышел, я задумалась.

Итак, что мы имеем? Неизвестные продолжают слать послания, ничего не предпринимая. Имеется два наиболее вероятных подозреваемых — Бузыкин и Мусаев. Оба — главные конкуренты Прохоровой, и оба тесно связаны с криминалом. По характеру действий наиболее вероятной кажется кандидатура Бузыкина. Но не стоит забывать также и об отце Алины. Пусть Аполлон трус, тем не менее он может действовать чужими руками. Отец Рината сгинул где-то в Ираке, и в моем списке он на последнем месте. Виталий говорит, что у Елены сейчас нет постоянного любовника, однако мне верится в это с трудом и, возможно, придется поработать в этом направлении.

За Мусаевым следит Григорий. Офис Бузыкина я проверила и назавтра планировала установить у него прослушку. Трудновато будет провернуть операцию вместе с детьми. Сегодня Алина промолчала, когда я представлялась чужим именем, а завтра может заложить. Ладно, придумаю что-нибудь. Я подумала об Аполлоне и улыбнулась. Над ним я решила поработать сегодняшней ночью. Мой взгляд упал на помятый листок с посланием. Мне представлялась плотина, сдерживающая огромную массу воды, и после каждого послания это давление все возрастало и возрастало. С последним посланием давление стало критическим. Осознание неминуемой катастрофы наполняло леденящим холодом.

Отбросив негативные мысли, я пошла в свою комнату готовиться к вечернему вояжу. Чемодан с вещами все еще стоял в моей комнате в платяном шкафу, не разобранный. Револьвер я спрятала в тайнике «Фольксвагена». По дороге мне попался Родион, весело болтавший о чем-то с горничной. Он подмигнул мне, а я сделала вид, что не заметила. У дверей комнаты меня остановил голос Алины.