– Дорогая, твое кольцо безнадежно устарело, – заметил Флориан.

– Наверное, ты прав, любимый. Но мне дал его дорогой друг, и, кроме того, глядя на него, я размышляю, как до смешного не правы могут оказываться даже лучшие умы человечества, – ответила Мелиор, сияя от счастья и прижимаясь своей нежной щечкой к его щеке.

Он оставил все как есть…

Новая неприятность ожидала герцога – весть о великом кардинале Дюбуа, жизнь которого была обещана Жанико в качестве рождественского подарка. Как неосторожно он поступил, ограничив себя в сроках и пообещав голову величайшего человека во Франции! Пока Флориан пребывал в Бранбелуа, кардинал перенес операцию, стоившую ему сначала двух интимных частей тела, а затем и жизни. Его смерть стала настоящим горем для герцога, не из-за потери как таковой, а потому, что после погребения Дюбуа в Сен-Рок величайшим человеком Франции стал герцог Орлеанский.

Флориан долгое время был привязан к Филиппу Орлеанскому, и его оскорбляла сама мысль пожертвовать жизнью друга во имя незначительного и короткого знакомства с Жанико. Но у герцога не было выбора – он дал слово. Однако де Пайзен ужасно сожалел, что необдуманно пообещал жизнь величайшего человека, вместо того, чтобы ограничиться головой Дюбуа. Ну почему лицемерный старик так неразборчив в своих любовных связях? Что ему стоило дожить до декабря и не создавать новых проблем окружающим!

Но не стоит сожалеть о пролитом молоке. В конце концов, из-за своей страстной увлеченности Мелиор Флориан вынужден потерять самого близкого и влиятельного друга и единственного родного брата. Герцог любил их обоих, а теперь на его плечах лежала тяжкая ноша – лишить себя двух самых дорогих людей. Воистину, это слишком дорогая цена. Утешением служила мысль о том, что ни один человек не может иметь всего сразу – приходится выбирать. К тому же теперь, когда он достиг своей главной мечты, все мелкие неприятности не должны приниматься слишком близко к сердцу.

Мелиор была прекрасна. Даже после месяцев близости он не мог найти в ее красоте ни одного изъяна. Из всех предыдущих жен она подходила ему как нельзя лучше. Иногда она вела себя неразумно, иногда казалась откровенно глупой, иногда ворчала без всякого повода, но прошлый опыт супружеских отношений и любовных связей научил герцога ожидать подобного поведения от женщины. Восторг, который он испытал, увидев Мелиор впервые, восторг, испытанный им на горной вершине, не был иллюзией. Но не стоило думать, что так будет вечно…

– Любимая, что это за немыслимый резной посох?

– О, он принадлежал моей сестре, Мелузине. Я не удивлюсь, если он волшебный. Кстати, раз уж мы заговорили о сестрах, Флориан, я бы хотела, чтобы твоя темнолицая сестрица не смотрела на меня так пристально и не пожимала потом плечами. Она уже дважды делала так – это просто оскорбительно.

– Мари-Клер странная женщина, котенок.

Но Флориана раздосадовало замечание Мелиор. Он прекрасно знал, почему Мари-Клер пожимала плечами…

Нет, конечно же, он не надеялся, что восторг, испытанный в Бранбелуа продлится вечно. К тому же не следовало ожидать от Мелиор долгой жизни. Печально, что ее ребенок должен стать жертвой Жанико, а сама она исчезнуть. Но ведь похожие условия всегда сопровождали брачный союз между смертным и одной из Ленши. Что-нибудь обязательно накладывало ограничения на подобные браки, и неосмотрительный смертный всегда платил больше, чем его подруга. Так или иначе, союз их непостоянен, что доказывал и неудачный брак сестры Мелиор с рыцарем Гелисом, и многие другие прецеденты.

Флориан пришел к выводу, что если он потеряет Мелиор, обожаемую им с раннего детства, сейчас, на пике их любви и счастья – а он не сомневался, что это так – то у него останутся лишь приятные и возвышенные воспоминания. Столь великая любовь к жене должна, согласно велению правил хорошего тона, кончиться трагически. Допустить же охлаждение чувств и дождаться той молчаливой терпимости, которую принято называть счастливым браком – все равно, что закончить божественный сонет банальной прозой.

Мелиор, так долго остававшаяся недоступной, подарила ему идеал. Исчезнув однажды, она лишит его веселой болтовни, или – поправил он себя – занимательных бесед, заставит страдать возвышенно. Он уже никогда не сможет получать удовольствие от земных радостей. Месяцы счастья вскоре закончатся, на смену им придет вечное чувство тяжкой утраты.

Размышляя подобным образом, Флориан окружил жену вниманием и любовью. Его привязанность была столь пылкой и неослабной, что когда герцог покидал Бельгард, Мелиор уже заблаговременно шила и вязала детские вещи.

Наступил декабрь, и Флориан собирался ко двору, получив вызов от герцога Орлеанского.

– Довольно странно, что я еду по призыву Филиппа. Впрочем, как метко сказано в народной мудрости, «кого боги хотят наказать, того сначала балуют своим вниманием», – заметил герцог.

– По моему, дорогой, не стоит вообще упоминать богов чаще, чем необходимо, и уж конечно, не таким тоном, – глядя на свое шитье, ответила Мелиор.

Жена нагнулась оторвать нитку, и он увидел верх ее кружевного чепчика, украшенного крохотными лентами. Мелиор была особенно хороша сегодня в ниспадающем розовом платье поверх белой нижней юбки. Корсаж украшала лесенка из белых же лент. Ничто не напоминало в ней ту средневековую принцессу, которую герцог нашел в Бранбелуа. Эта Мелиор, начиная с чепчика на голове и заканчивая домашними туфлями из розового сатина, принадлежала его времени. Ее бело-розовый облик наводил Флориана на мысли о десертах и сладостях.

– Какой же тон моя любимая жена находит неподходящим? – спросил он, с гордостью глядя на свою премиленькую герцогиню.

– Ты говоришь так, словно увидел что-то отвратительное или услышал неприятный запах. Теперь, когда мы оба являемся добрыми христианами, мы знаем, что все остальные боги – либо злые духи, либо вовсе иллюзии, и никогда не существовали. Я ужасно благодарна отцу Жозефу за его поучительные беседы. Он чем-то напоминает мне Хоприга, но способен убедить человека в преимуществах своей религии, не прибегая к таким веским доводам, как дыба и костер. И он не бьет меня по рукам всякий раз, когда мне что-то непонятно. Я говорила с ним в прошлую субботу, и он даже не упоминал о них…

– О ваших прелестных ручках, мадам?

– Что за глупые вопросы вы задаете, монсеньор муж мой! Я говорю о том, злые ли это духи или иллюзии. Потому что я сказала ему откровенно…

– А, конечно же. Ну да, вы обсуждали глубокомысленные вопросы теологии…

Мелиор изумленно смотрела на него.

– Вовсе нет. Я совсем не интересуюсь теологией, я всего лишь сказала, что другие боги могут являться либо злыми духами, либо не существуют совсем. Я часто размышляю, какой смысл бить прутом по рукам, пытаясь заставить усвоить что-либо? Не лучше ли признаться самим себе в своем невежестве, даже если ты священнослужитель, и попытаться просто понять то, что говорит Евангелие?..

– Видимо, дорогая, вы собираетесь донести до меня…