Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В адаптациях былин, особенно для детей, Владимира ругают за эту неподвижность, бездействие, праздность. Но изначальный смысл обращения, например, Ильи Муромца к русскому священному царю совершенно иной:
А ты Владимер-князь да Святослаевич,Убирайсе ты ко своей княгины Апрексеньи-тоИ ты ей же да все распоряжайся жеА до нас-то тебе да все же дела нет.Илья Муромец этими словами напоминает Владимиру о его священном деле – властвовать. Воевать же – дело «заместителя». Кстати, интересно обратить внимание на «первую леди» – Апраксею. Разумеется, не на историческую, а былинную. То есть на народное восприятие «первой леди». Апраксея – воплощение страны и власти. Собственно, воплощение всего, что подвластно священному царю и за что он несет ответственность. У других народов жены священных царей имели тот же смысл, то есть перед нами архетипический образ.
Обязанность священного царя – вступить в сакральный брак со своей страной, своим народом. Несколько священных жен, не исключено, соответствовали нескольким провинциям. И это стало причиной былинной полигамии Владимира (что совершенно не обязательно соответствовало историческим реалиям).
Еще одна черта священного царя – распределение удачи. Во многих культурах воплощением удачи является напиток, чаще алкогольный. Вспомним хотя бы индийскую сому. Поэтому «пьянство» Владимира тоже скорее следует отнести к былинным чертам: священный царь – жрец культа удачи, никто, кроме него, не имеет права «подносить чашу».
И наконец, рассмотрим одну черту русского священного царя, характерную не для всех культур, но роднящих нашу культуру с китайской. Священный правитель считался неприкосновенным. В датской хронике «Деяния данов» рассказывается о битве, в которой участвовал правитель Рюгена Яромир. Он бился с двумя славянами из другого племени и убил одного из них. Другой же, замахнувшись, понял, что перед ним князь, после чего отбросил копье и пал ниц перед своим врагом…
Едва ли исторические воины с таким пиететом относились к историческим князьям, о чем свидетельствует хотя бы судьба князя Игоря. Тем более сложно говорить о неприкосновенности исторических правителей, вспоминая историю Российской империи. Но не следует забывать, что неприкосновенность эта ритуальна, мифологична.
В подсознании людей остается принцип «правителя убить нельзя». Этим скорее и объяснялся успех, к которому привела Емельяна Пугачева простая идея – выдать себя за убиенного Петра III. Народ с готовностью поверил, что царь жив.
Тот же механизм лежал в основе себастианизма – множество самозванцев объявили себя королем Португалии Себастьяном I, который погиб в XVI веке во время африканского крестового похода. Как и с Петром III, с Себастьяном I у народа было связано много надежд – казалось бы, абсурдных, но отлично укладывающихся в логику «священного царства», описанного Фрезером.
Впрочем, Фрезер как раз больше сосредоточился не на ритуальной неприкосновенности священного царя, а напротив – на жертвоприношении, убийстве сакрального монарха. Которое, разумеется, также является ритуальным.
Мало того, следует добавить, что любое убийство исторического монарха автоматически превращается в ритуал – вне зависимости от личных мотивов цареубийц.
Ритуал цареубийства
Самым обсуждаемым сегодня цареубийством в русской истории, несомненно, является расстрел Николая II с семьей. В том числе обсуждается и ритуальный характер этого убийства.
Лишь только прозвучало предположение о ритуале, многие сразу сделали стойку. Антисемиты обрадовались: мол, мы же говорили, евреи ритуально убили русского царя! Евреи возмутились: опять кровавый навет! Либералы заверещали: «Караул! Мракобесие!» Бывшие советские инженеры и их потомки – эффективные менеджеры – бормочут об «очередной шумихе» (хотя по вечерам многие из них, исполнившись доверия, смотрят РЕН-ТВ). И только левые молчат в тряпочку – видимо, ожидая, что все эти разговоры сами дойдут до абсурда, и в результате (как они надеются) вдруг «выяснится», что большевики вовсе никого не убивали.
Между тем секретарь Патриаршей комиссии по изучению результатов экспертизы останков царской семьи епископ Егорьевский Тихон (Шевкунов) резонно заметил, что антисемиты и евреи возбудились совершенно напрасно, а вот левым лучше не расслабляться. Потому что царь – сакральная фигура и цареубийство – всегда ритуал. Тут никуда не денешься. Да ведь и не собирались большевики никуда деваться. «Разве мавзолей Ленина – это не сакральное, не символическое, не ритуальное явление?.. Большевики и их сподвижники всех мастей отнюдь не были чужды самого неожиданного и разнообразного ритуального символизма», – отмечает отец Тихон.
Казалось бы, тут и добавить-то нечего. Совершенно не обязательно выяснять, творились ли какие-то нечестивые молитвы убийцами царской семьи, плясались ли какие-то сакральные танцы, расчленялись ли останки. Нет разницы, причисляли ли себя цареубийцы к тем или иным культам. Мы знаем, разумеется, что в иудаизме человеческие жертвоприношения запрещены еще с самых что ни на есть библейских времен, когда другие религии не считали это зазорным. Но и сатанистами какими-нибудь, адептами «красной магии» цареубийцам вовсе не обязательно было становиться, чтобы оказаться – просто в момент своего преступления – участниками ритуала.
Но ни в коем случае не возражая против слов отца Тихона, который совершено прав, следует кое-что уточнить и конкретизировать. Вопрос о ритуальном характере убийства царской семьи надо адресовать вовсе не Следственному комитету. Этот ритуальный характер возникает сам по себе, автоматически. Потому что любой монарх – сакральная фигура, а любое убийство монарха – ритуал.
Советское воспитание приучило людей к слову «ритуал» относиться скептически, одновременно обставляя всю жизнь советского человека множеством ритуалов. Начиная с приема в октябрята.
Ритуал – вовсе не дань архаичной традиции и необязательно проявление осознанной религиозности.
Необязательно стремиться его совершить. Он сам нас находит. Например, в наш компьютерный век любое регулярное «хождение на работу» вполне можно рассматривать как своего рода ритуальный танец. Утренний кофе. Вечерний телевизор. Выборы. И это лишь для «мирян». Верующий человек понимает, что каждое его движение, каждая мысль ритуальны. Неверующий человек не понимает этого, но неверующий человек вообще не понимает очень многого.
Как не понимали убийцы царя, чем на самом деле они занимаются: ритуальным убийством России. Впрочем, отец Тихон полагает, что они это понимали, ведь ритуал такого уровня сложно не почувствовать. А уж во славу каких сил производился этот чудовищный ритуал – вопрос тем более не к СК РФ. Тут поле деятельности для культурологов и теологов.
Фрезер подчеркивает, что священного царя убивали, когда он становился немощным. Это две проекции на реальную политику. Во-первых, успешное цареубийство может привести не только ко всеобщему неверию в смерть монарха, но