Делаю шаг к нему, хватаю за горловину футболки, прижимаюсь ртом к его рту. Поцелуй не затяжной, но и не мимолетный. На губах Джонас остается отпечаток алой помады.

– Все было супер. Увидимся завтра.

В дверном окне появляются две физиономии, одобрительно подвывают. Джонас хлопает ладонью по пластику, улыбается мне.

– Увидимся завтра.

Ухожу в растрепанных чувствах, с отпечатками мокрых пальцев на рубашке, в районе талии, там, где Джонас коснулся меня. А здорово я, оказывается, обольщалась насчет контроля над ситуацией. В груди что-то греет и светится, искрится, играет и пенится, как шампанское; вот-вот через край перельется.

Джонас

В последние три дня мой мозг работает как бетономешалка. Кажется, если хоть ненадолго отвлечь мысли от Виви, жизнь вернется в состояние вязкой серой каши, в каком полгода пребывала. Вот почему, готовя ланч для Наоми, я думал о громком смехе Виви. И о том, что Виви не шарахнулась в ужасе от моей семьи, и о том, что она вообще ничего не боится. Желание приготовить для Виви сэндвич возникло спонтанно. Потом, в ресторане, я сам себя чуть не съел с досады. Молодец, ничего не скажешь. Упаковал девушке ланч, будто дошколенку, который в первый раз в садик идет. Так я терзался почти всю свою смену.

А потом появилась Виви, поцеловала меня и исчезла.

В кино первому поцелую всегда много значения придают – и не преувеличивают. Ни на йоту не преувеличивают. Зато про мучения перед вторым поцелуем – ни гу-гу. Ни намека на продумывание его деталей, на страх новой встречи. Получается, если второму поцелую суждено случиться, он произойдет по моей инициативе. И он должен быть не хуже первого. Об этом я размышлял за завтраком.

Сейчас младшие накормлены и отправлены играть в обливашки (в гараже нашлись старые водяные пистолеты). Накладываю последнюю порцию овсянки, сдабриваю коричневым сахаром и пеканом.

К моему удивлению, мама поднялась с постели. Она сидит на полу, возле стеллажа, среди книг. Ставлю тарелку на туалетный столик.

– Спасибо, дружок, – говорит мама. – Вот решила ревизию провести. Слишком много здесь книг, к которым я больше никогда не притронусь. Надо бы их отдать кому-нибудь. Тогда освободится место на полках. Нехорошо книги на полу держать.

– Отличная мысль!

Сам знаю, что с энтузиазмом в голосе перестарался. Ну а вдруг это перелом в депрессии? Мама берет одну из своих любимых книг – роман Габриэля Гарсиа Маркеса; начинает перелистывать. Слышится икающий звук, затем – сдавленный возглас, далее – придушенный всхлип.

Пока мама не разрыдалась, забираю у нее книгу. Успеваю заметить надпись на форзаце. Папин почерк. «Для тебя, amore mio». Ну конечно. Ставлю книгу на полку, поднимаю маму, веду к кровати.

– Прости, – шепчет мама. – Прости меня.

Оставляю ее лежать, свернувшись клубком и мелко трястись от слез. На туалетном столике стынет овсянка. При мне мама только сильнее плачет, так что лучше я пойду. В кухне сажусь на табурет, роняю лоб в ладони. Через неопределенное время раздается скрип открывающейся двери, но я не тружусь поднимать взгляд.

– Привет, – говорит Виви.

Тон на целый децибел ниже, чем обычно. Виви уже поняла: что-то не так. Момент для первой встречи после первого поцелуя – лучше не придумаешь. Что обстановка, что настроение.

– Привет.

Слово как с поля боя с позором бежало.

Виви придвигает табуретку, пристраивается рядом со мной.

– Младшие во дворе играют. Сказали, что ты здесь. Что-то случилось?

Мне бы ее разуверить, да сил нет. Я просто качаю головой, не меняя позы. Я ведь ничего не рассказывал про истинное положение дел. Потому что ничего не хочу менять.

– Маме нездоровится.

Виви проходит к плите. Наполняет чайник водой, безошибочно выбирает горелку, предназначенную для чайника и кофейника. Одна чашка – мне, другая – Виви. Она ставит чашки на стол, снова садится рядом. Молча пьем чай. Когда с ним покончено, Виви берет чистую чашку, наливает еще чаю, ставит передо мной. Я несу чай маме. Мама извиняется за утренние слезы. Хочу скорее уйти, чтобы не нарушать ее уединение. Не годится оставлять Виви одну. Впрочем, я уверен – Виви не обидится. Поэтому я задерживаюсь, рассказываю, как вчера мы катались с водной горки. Хотя и знаю, что Лия маму уже просветила.

Вернувшись в кухню, обнаруживаю, что Виви успела загрузить посуду после завтрака в посудомоечную машину. Наверняка уже придумала благовидный предлог, сейчас сбежит от нас. Как минимум – начнет расспрашивать. Но Виви протягивает мне руку, в другой сминая клочки бумаги.

– Это подсказки для игры в находилку, – поясняет Виви.

Теряю ход ее мыслей. Зато понимаю, что лето мы с ней привыкли проводить совершенно по-разному. И вообще жить – тоже.

– Сегодня никак не могу, Виви. Нужно в супермаркет – бумажные полотенца кончились. И продукты на следующую неделю. И…

Виви улыбается.

– Почему это «никак»? Постой, ручка у тебя есть?

Подсказки отправляют младших рыскать по супермаркету и дают мне возможность спокойно заполнить тележку. Младших я обнаруживаю в отделе приправ. Виви исполняет роль арбитра. Берет детский обруч, командует:

– Чтобы получить следующую подсказку, один из вас должен прыгнуть в этот обруч, как цирковой дельфин!

– Я! Можно я? – кричит Исаак, мчится к обручу, немного медлит, наконец приземляется с другой стороны.

– Зачет! Исаак переходит к следующему этапу! – объявляет Виви.

Лия хлопает в ладоши.

– Подсказка находится… находится подсказка… в тележке для продуктов! Вы все должны помочь Джонасу выложить продукты на ленту, иначе никогда не найдете подсказку!

Младшие мчатся ко мне – даже Бека, которая обычно не снисходит до подобных вещей. Виви красноречиво поводит плечами, ослепительно улыбается. Импровизирует на ходу.

Дома она вовлекает в это дело Сайласа. Целый день мы рыщем по городу, следуя подсказкам Виви, и в итоге попадаем на вечерний сеанс в кинотеатр. Виви платит за всех, утверждая, что это и есть приз. Выходим из кинотеатра уже в темноту.

– Никогда лучшего фильма не видела, – объявляет Лия. Она так о каждом фильме говорит.

– И я тоже, – подхватывает Виви. – В нем все сошлось. Приключения! Битва воинов! Волшебство! Романтика!

Объевшиеся попкорна, напившиеся содовой, бредем домой. Младшие принимаются инсценировать только что увиденное. Распределяют роли: кому быть рыцарем, кому – принцессой, кому – колдуньей. Сайлас их поощряет. Без предупреждения Виви прыгает мне на спину и пришпоривает пятками, словно скакуна. Остальные бегут следом, хохочут. На окраине города сталкиваемся с офицером Хайаши. Он в полной форме, но без собаки. Мы резко останавливаемся. Исаак поддергивает очки, Сайлас напрягает позвоночник.