Почему Бланес так долго ждал, чтобы прочитать первый курс лекций о своей теории? И почему решил дать его именно сейчас? Этого Элиса не знала, но ей это было и не важно. По правде говоря, в первый день она чувствовала себя просто счастливой, присутствуя на уникальном курсе лекций, о котором столько мечтала.

Однако к концу лекции она в корне переменила свое мнение.

Ушла она одной из первых. Элиса громко захлопнула книги и папку и вышла из аудитории, даже не пытаясь спрятать конспекты в рюкзак.

Спускаясь по крутой улице к автобусной остановке, она услышала голос:

— Извини… Тебя куда-нибудь подвезти?

Она была так взвинчена, что даже на заметила рядом с собой машину. Изнутри, как гигантская черепаха, высовывалась голова Виктора «Леннона» Лоперы.

— Спасибо, мне далеко, — неохотно ответила Элиса.

— Куда?

— На Клаудио Коэльо.

— Ну… если хочешь, я тебя подброшу. Мне… в центр.

Болтать с этим типом ей не хотелось, но потом она решила, что разговор поможет ей отвлечься.

Она села в грязный автомобиль, забитый бумагами и книгами и пахнущий старой обивкой. Лопера вел машину осторожно и медленно — так же, как говорил. Однако, судя по всему, он был очень доволен, что Элиса едет с ним, и постепенно разговорился. Как обычно бывает со всеми сверхробкими людьми, его словесный поток вдруг сделался чрезмерно обильным.

— А как тебе то, что он сказал вначале про действительность? «Уравнения есть действительность»… Ну, если он так говорит… Не знаю, мне кажется, это очень преувеличенный позитивистский редукционизм… Он отвергает вероятность истин, познаваемых в откровениях и интуитивно, которые являются основой, к примеру, религиозных верований или здравого смысла… И это ошибка… Ну, наверное, он говорит так, потому что он атеист… Но, честно говоря, я не думаю, что религиозная вера несовместима с научными доказательствами… Они находятся на разных уровнях, как утверждал Эйнштейн. Нельзя… — Он остановился на перекрестке и подождал, пока проедут машины, чтобы продолжить путь и монолог: — Нельзя превращать свои метафизические ощущения в химические реакции. Это было бы абсурдно… Гейзенберг говорил…

Элиса отключилась и просто смотрела на дорогу, иногда поддакивающе мычала. Но вдруг Лопера прошептал:

— Я тоже заметил. Ну, то есть как он с тобой обращался.

Она почувствовала, что заливается краской, и от одного воспоминания ей захотелось разреветься.

Бланес поставил аудитории несколько вопросов, но для ответа на них выбрал кого-то, кто сидел через два места от нее и поднимал руку одновременно с ней.

Валенте Шарпа.

Затем вдруг случилось так, что Бланес задал вопрос, а руку подняла только она. Однако вместо того чтобы дать ей слово, ученый попытался добиться ответа от остальных: «Ну же, что с вами, господа? Боитесь, что, если вы ошибетесь, у вас заберут диплом?» Прошло несколько тягучих секунд, и Бланес снова указал на то же место. Элиса опять услышала этот мягкий, спокойный, чуть ли не веселый голос с легким иностранным акцентом: «В этом масштабе не существует адекватной геометрии из-за феномена квантовой пены». «В точку, господин Валенте».

Валенте Шарп.

Пять лет беспрерывного лидерства на курсе довели дух соревнования Элисы до безумных пределов. В научном мире нельзя быть первым, не предпринимая жутких усилий хищника по систематическому удалению соперников. Поэтому бессмысленное пренебрежение со стороны Бланеса оказалось для нее неописуемой пыткой. Она не хотела показывать перед сокурсником, насколько уязвлена ее гордость, но была уже на грани срыва.

— Такое впечатление, что он меня даже не видит, — пробормотала она, глотая слезы.

— Мне кажется… что он видит тебя слишком хорошо, — ответил Лопера.

Она подняла на него глаза.

— Ну, то есть… — попытался он объяснить, — мне кажется, что… он тебя увидел и подумал: «Такая… такая… девушка не может одновременно быть очень…» То есть это просто предрассудок, основанный на мужском превосходстве. Может, он не знает, что ты лучше всех прошла тестирование. Не знает, как тебя зовут. И думает, что Элиса Робледо… Ну, что она не может быть такой, как ты.

— А какая я? — Она не хотела задавать этот вопрос, но ей уже было все равно, жестоко ли он прозвучит.

— Я думаю, это вещи не взаимоисключающие… — уклоняясь от ответа, сказал Лопера, как бы размышляя вслух. — Хотя с генетической точки зрения, это редкость… То есть ум и красота… Они почти никогда не соединяются. Конечно, есть исключения… Ричард Фейнман вроде был красавцем. Так говорят. И Рик тоже… в своем роде, да? Ну, ничего так… да?

— Рик?

— Рик Валенте, мой друг. Я так его давно называю. Ну, помнишь, я показывал тебе его вчера на вечеринке? Рик Валенте…

Одного упоминания этого имени было достаточно, чтобы Элиса скрипнула зубами. Валенте Шарп, Валенте Шарп… В ее мыслях эти фамилии звучали с каким-то механическим скрежетом, словно лезвие электропилы, подчистую уничтожавшее ее гордость. Валенте Шарп, Валенте Шарп…

— Он тоже — немножко смесь и того, и другого: и умный, и красивый, как ты, — продолжал Лопера, как видно, не замечая переполнявших ее эмоций. — Да к тому же он умеет… умеет нравиться, ты заметила? На преподавателей он действует как заклинатель на змей… Вернее, не только на преподавателей, на всех. — Он засмеялся булькающим смехом (в последующие годы Элиса не раз еще услышит смех Виктора, и со временем он станет ей очень приятен, но в ту минуту он показался ей отвратительным). — И с девушками тоже. Да-да, тоже… Ух, еще и как.

— Ты говоришь о нем так, будто вы не друзья.

— Будто мы не?.. — Казалось, что в голове у Виктора напряженно гудит жесткий диск, обрабатывающий это банальное замечание. — Да нет, конечно, мы… Вернее, мы были друзьями… Мы познакомились еще в школе, потом вместе учились в универе. Просто Рик получил одну из этих «суперстипендий», махнул в Оксфорд, на кафедру Роджера Пенроуза, и мы перестали видеться… Когда закончатся лекции Бланеса, он собирается снова вернуться в Англию… ну, конечно, если Бланес не заберет его с собой в Цюрих.

Улыбка, появившаяся на пухлых губах Лоперы, когда он произносил эту фразу, Элисе не понравилась. К ней вернулись самые черные мысли: она почувствовала себя совершенно измотанной, чуть ли не полумертвой. Естественно, Бланес выберет Валенте Шарпа, кого же еще.

— Мы четыре года не виделись… — продолжил Лопера. — Не знаю, пожалуй, в нем что-то изменилось… Он более… Более уверен в себе. Он гений, это надо признать, гений в кубе, сын и внук гениев: его отец — крип… криптограф, работает в Вашингтоне, в каком-то там центре национальной безопасности… Мать — американка, преподает математику в Балтиморе… В прошлом году она была в списке кандидатов на премию «Филдз Медал». — Хочешь не хочешь, рассказ произвел на Элису впечатление. Премия «Филдз Медал» — это что-то вроде Нобелевской премии по математике, и каждый год она вручается в США лучшим специалистам в этой сфере. Интересно, что бы чувствовала она, если бы у нее была мать — кандидат на премию «Филдз Медал». Но в эту минуту она испытывала только раздражение. — Они разведены. А брат его матери…