— А ну-ка в детскую — кыш!

Девчонки с хохотом убежали.

— Извините, что заставила ждать, — Петрова присела на краешек кресла напротив меня. — Чем могу быть полезна? Вы говорили, что насчет Лени пришли… Чаю, может быть?

— Нет, благодарю.

Сидит она интересно — как двоечник перед учителем: ссутулилась, руки на коленях, очки на носу, волосики реденькие и хвостик дурацкий.

— Я хотела поговорить с вами об Олеге Сергеевиче.

Людмила вздрогнула. Дрожащими руками поправила очки, испуганно посмотрела на меня. Что это она такая нервная?

— С ним что-нибудь случилось?

— Нет-нет, все в порядке…

По крайней мере, я на это надеюсь.

— Мне поручили расследование дела об исчезновении господина Серегина.

— Конечно, понимаю. Это так ужасно.

Без банальностей никак нельзя обойтись.

— Скажите, пожалуйста, перед отъездом ваш муж ничего не говорил о Леониде Сергеевиче? Или, может быть, о ком-нибудь другом?

Петрова наморщила лоб, вспоминая. Потом сморщила нос. Потом отрицательно покачала головой.

— И никаких странных, на ваш взгляд, звонков?

— Вроде бы… Нет, кажется, ничего такого не было…

И задумалась. Надолго.

Я успела внимательно рассмотреть «Иисуса в пустыне» над стареньким сервантом. Заметила, кстати, что ножки у этого самого серванта кто-то старательно погрыз — все четыре и что с гипсового Купидона на тумбочке не мешало бы время от времени стирать пыль. Впрочем, на самой тумбочке пыли не было.

М-да. Страшненькая она все-таки, эта Людмила Кирилловна. Черты лица вроде бы правильные, носик аккуратненький, губки бантиком… Однако краситься совершенно не умеет. И очки ей не идут. И вместо этого жуткого хвостика при желании можно было бы что-нибудь этакое состряпать… Поэтому и страшненькая. Хотя если приглядеться — вроде как и симпатичная.

— Татьяна Александровна!

Мое имя прозвучало неожиданно громко. Я вздрогнула. Помилуй, голубушка, нельзя же так…

Но, не заметив этого, Петрова торопливо и взволнованно продолжила:

— Я вот что вспомнила. Перед самым отъездом мужа случилась странная история. Понимаете, у Танечки отстала подошва на одной туфельке. Она всегда так неаккуратно ходит, ножки такие тяжелые…

Что за привычка у людей — вдаваться в ненужные подробности! Какое мне дело до ножек близняшек Петровых.

— Олег в тот день пришел с работы немного пораньше, чтобы успеть собраться в командировку, и мы пошли на базар за новыми туфлями. Там еще не было закрыто, и мы довольно долго ходили по рядам, выбирали, примеряли… И вот, знаете, попали в ряды с меховыми изделиями. Решили посмотреть: Олег у меня помешан на мехе. Там была одна шубка… скорее, полушубочек… У него мех по окрасу отличался от остальных. Интересные шкурки. Олег не утерпел, подошел к продавцу, спросил: откуда у него этот полушубок. Тот сказал, из Турции. Сейчас все на Турцию ссылаются. Муж попросил показать документы. Продавец ответил, что документы у хозяина, а тот, конечно же, куда-то ненадолго отошел. И вообще, начал кричать: по какому праву и все такое прочее. Вы, говорит, налоговая, что ли, чтоб вам документы казать. Так и сказал — «казать». Я запомнила, потому что неправильная речь всегда уши режет.

Так она, оказывается, филолог! Тогда понятно, почему выглядит, как библиотечная мышь.

— Олег мне уже потом объяснил… Я спросила, зачем ему эта шубка, и муж ответил, что мех такого окраса появился совсем недавно: песцы были выращены на одной звероводческой ферме в Сибири. Олег в прошлом месяце привез пробную партию такого меха, поэтому ни о какой Турции и речи идти не должно, так как там этих мехов нет и быть не может. Опять же, говорил он, странно, каким образом шубка попала на дешевый базар, тогда как должна была висеть в фирменном магазине.

Вот оно что… Наконец-то появилась зацепочка.

— Олег, хоть и был возмущен, говорил… по крайней мере старался говорить тихо. Однако около нас все время крутился какой-то странный тип. Сначала я не обратила на него внимания… мало ли на рынке всяких типов… Знаете, мне только сейчас пришло в голову, что он, наверное, не зря возле нас вертелся. Его внимание привлек разговор Олега с продавцом, и потом он подслушал все, что муж объяснял мне. Олег еще сказал тогда: «Жаль, что Леонид уезжает в командировку. Мы бы с ним проверили, мне одному как-то не с руки. А если я расскажу все Каморному…» Вениамин Анатольевич — сотрудник Олега и Лени.

— Я знаю.

— Так вот, он сказал: «…если я расскажу все Каморному и сам уеду, то как бы он не обернул все это дело против Леонида. Рад будет занять его место».

Значит, Каморный.

— Господи, Татьяна Александровна, неужели Леню могли… неужели Леня пропал из-за этой ерунды? Неужели какая-то шубка…

Это не ерунда, дорогая моя Людочка Кирилловна, далеко не ерунда. Это очень большие деньги… И Серегина, пожалуй, в самом деле убили…

— Но ведь Леня ничего не знал, совсем ничего. Олег не успел сказать… Значит, мужа тоже могут…

У Петровой, когда она в очередной раз стала поправлять очки, снова заметно задрожали руки.

— Не беспокойтесь, Людмила Кирилловна. Я позвонила куда следует; завтра вашего мужа встретят и доставят сначала домой, потом на работу. Ничего страшного с ним не произойдет, уверяю вас.

Я ее успокаивала, а про себя все же подумала, что надо бы подключить и кирсановских мальчиков.

— Вы сообщили очень ценную информацию. Только у меня к вам большая просьба.

— Да?

— Олег Сергеевич, я полагаю, ничего не знает об исчезновении Серегина?

— Нет, еще нет, иначе он бросил бы все дела… Но если нужно… я знаю телефон…

— Ни в коем случае! Прошу вас, ни слова о Леониде Павловиче: телефон может прослушиваться. И вообще, в целях безопасности постарайтесь до приезда мужа из дома не выходить, дочек на улицу не выпускать и дверь незнакомым людям не открывать.

— Да-да, конечно…

Кажется, я ее основательно напугала.

— Милиция тут подежурит… на всякий случай. Но вы все-таки подстрахуйтесь.

— Да-да…

— И еще. Людмила Кирилловна, постарайтесь вспомнить, как выглядел тот тип на базаре.

Петрова пожала плечами:

— Обыкновенно… Куртка-ветровка… джинсы, рубашка…

— Какая?

— Клетчатая. Бело-бежевая.

— А внешность?

— Волосы темные. Шатен, кажется.

— Глаза?

— Не помню… Нос с горбинкой.

— Русский?

— Вроде бы…

— А продавец?