густых каштановых волос. Она преподавала историю, и этот предмет, на взгляд Бориса Алёшкина, довольно простой, в её трактовке становился таким же точным и определённым, как математика, как любая математическая формула. В пятом классе проходили Новейшую историю, и Варвара Иосифовна требовала изложения событий, да и фактов с безукоризненной точностью. Многим это давалось нелегко, но она не делала снисхождения никому. Кроме того, она точно придерживалась программы и двигалась вперёд даже в том случае, если за ней успевали всего 3–4 человека из класса. Это заставляло передовиков (Семену, Алёшкина, Воскресенского, Шашину и Гуденко) заниматься историей с особым вниманием. Отставшие отставали безнадёжно, ну а лучшим ученикам это было не к лицу.

Мы уже говорили, что преподавателем английского языка в шкотовской школе II ступени был чех, Иосиф Гомза, он же преподавал и ручной труд — столярное дело, и надо сказать, последний предмет он знал гораздо лучше, чем английский язык. Под его руководством из-под рук мальчишек и юношей выходили вполне приличные табуретки, скамейки, полочки и даже шкафы, которые использовались и в школе, и даже в квартирах некоторых учеников. Между прочим, именно под его руководством Борис смастерил небольшой кухонный шкафчик, очень пригодившийся и понравившийся матери. Ну а занятия английским заключались в чтении маленьких статеек из учебника и перевода их, произношение во внимание не принималось.

В заключение хочется дать характеристику ещё одному учителю шкотовской школы II ступени — учителю физкультуры Николаю Гавриловичу Крамеру, обрусевшему немцу, бывшему офицеру гвардии, после революции бежавшему на Дальний Восток и осевшему в Шкотове в качестве преподавателя физкультуры сначала в учительской семинарии, а с приходом советской власти — в школе II ступени. Этот высокий сильный блондин с отлично развитыми мускулами и, очевидно, хорошо тренированный, стал предметом восхищения и преклонения почти всех молодых учительниц и учениц старших классов школы. Уроки свои он вёл довольно интересно: работая на снарядах, показывал сложные упражнения, но, очевидно, всё-таки, не имея ни педагогического дара, ни специальной подготовки, так ничему ребят научить и не сумел. Борис Алёшкин и его товарищи по школе, кроме подтягивания, да простейшего переворота вокруг турника, других упражнений так и не знали.

С первых же дней школьных занятий, по указанию укома, секретарь комсомольской ячейки Сальникова предложила организовать при школе комсомольскую группу и рекомендовала Бориса Алёшкина, как члена бюро ячейки, секретарём этой группы.

К этому времени в пятом классе было уже 4 комсомольца, к новому 1924 году приняли ещё четырёх, а спустя месяц, по существу, почти весь класс стал комсомольским. Не пожелали вступать в комсомол Пырков — сын известного шкотовского лавочника, да его приятель и собутыльник, такой же великовозрастной Кравцов из Романовки. Оба они отзывались о комсомоле и комсомольцах с презрением, очевидно, полностью разделяя взгляды своих старших родственников.

Вообще, эти двое держались в классе особняком, и с ними никто не дружил. Всех же остальных совместная учёба, а впоследствии и комсомольская работа сдружила и как-то сплотила.

Теперь к собраниям ячейки, проходившим каждую неделю, присоединились ещё и собрания комсомольской группы школы, они тоже стали проводиться каждую неделю.

Вообще, время у комсомольцев, в том числе и у нашего героя, в тот период было так уплотнено, что иногда они сами удивлялись, как им удавалось со всем справляться. Судите сами: кроме комсомольских собраний, занимавших два вечера в неделю, еженедельно же проходили заседания бюро ячейки, собрания партийной ячейки, на которых комсомольцы тоже обязаны были присутствовать, а с 1 ноября 1923 года начались занятия в политкружке при комячейке, в него записаны были все комсомольцы. Занимались по двум книжкам: «Политэкономия в вопросах и ответах» Богданова (содержание её Борису уже было отчасти знакомо) и «Азбуке коммунизма» Бухарина, знакомившей слушателей с началами коммунистической философии. Вдобавок большинство комсомольцев, конечно, и Алёшкин, активно участвовали в работе драмкружка, организованного при клубе. А если к этому добавить и увлечения молодости, которые уже начали появляться у Бориса, то станет понятно, что он почти не имел времени для какой-нибудь домашней работы, даже для еды и сна времени порой не хватало, ведь и уроки тоже надо готовить.

Хорошо ещё, что с наступлением осени фактически распустили отряды ЧОН и, хотя оружие у многих комсомольцев, в том числе и у Алёшкина, оставалось пока на руках, сборы отряда прекратились.

Единственным днём, в который Борис мог хоть немного помогать дома, оставалось только воскресенье. Он старался в этот день сделать как можно больше, так как ему было очень неловко перед родителями за то, что он дома почти ничего не делает. Ведь раньше, живя у Стасевичей, а затем у дяди Мити, мальчик привык к тому, что почти все более или менее тяжёлые домашние дела лежали на нём, а здесь он целую неделю дома почти ничем не помогал. И он старался вовсю, пытаясь хоть в этот день сделать как можно больше.

Встав в семь часов утра, Борис заготавливал на целую неделю дрова, иногда эту работу они делали вместе с отцом; затем обегал все магазины и по поручению Анны Николаевны (которую он с первых же дней стал называть мамой, и которую так теперь называем и мы) он закупал различные продукты на неделю, а когда позволяли деньги, то и на более длительный срок. Облегчало его положение то, что молоко ежедневно приносила Писнова, а хлеб присылал с мальчиком-боем китайский лавочник, обеспечивавший им всех служащих, живущих в гарнизоне.

Управившись с этими первоочередными делами и натаскав из водопроводной колонки воды, Борис мог ещё несколько часов побыть со своими младшими братьями. Люся, считавшая себя в свои 11 лет уже достаточно взрослой девочкой, не желала водить компанию с мальчишками, она обычно читала или играла с кем-нибудь из немногочисленных подруг. Ну а Боре-младшему, семилетнему мальчику, и Жене, которому шёл четвёртый год, было скучно. В гарнизоне подходящих по возрасту ребят не было, они были вынуждены целыми днями оставаться одни — и отец, и мать, и старший брат, и Люся находились на работе или в школе, поэтому в воскресенье эти ребятишки липли к старшим, как мухи. Ну и если отец часто работал и в этот день, а мать старалась выполнить все неотложные хозяйственные дела: постирать, привести в порядок квартиру, да и наготовить кое-чего про запас из еды, то Борис после магазинов до самого позднего вечера поступал в их полное распоряжение.

Надо сказать, что это и ему доставляло большое удовольствие, он как-то сразу полюбил этих малышей, они отвечали ему тем же, и все