готов запеть, закричать, схватить эту девчонку за руки, за голову, прижаться к её губам своими и целовать её, целовать в губы, в глаза, в щёки, в эти мягкие каштановые волосы, целовать каждый пальчик её загорелой шершавой руки.

Она, видимо, заметила его состояние, потому что несколько испуганно сказала:

— А ну, пойдём побыстрее, а то там Митя и Федя о нас Бог знает что подумают, они, поди, заждались нас…

В самом деле, передвижение с велосипедом пешком отняло гораздо больше времени, чем поездка, Митя и Фёдор уже стали беспокоиться об уехавших. Наконец, Митя не выдержал:

— Послушай-ка, Фёдор, поди посмотри, где они там. Может быть, разбились здорово!

Федя побежал. Они встретились на переезде, и прежде, чем он успел что-либо спросить, Катя оставила велосипед и подошла к нему:

— Он, наверно, всё врал, что не падал ни разу. Так меня шлёпнул, что еле иду!

Фёдор всполошился:

— Ты сильно ушиблась?

— Да нет, шучу! Свалились мы здорово, но в основном только страхом отделались. Ну а теперь в наказание пускай он велосипед один ведёт, а мы пешком напрямую пойдём!

И она, взяв Федю за руку, побежала вверх по тропинке, ни разу не оглянувшись на своего незадачливого кавалера.

Борис, оставшись один, даже обрадовался этому. Он знал, что, если бы Фёдор был сейчас с ними, он начал бы шутить над их задержкой и этим бы всё испортил. Ему же так хотелось обдумать происшедшее и помечтать.

Она сказала «нет», ну и что? По глазам её он видел, что она сказала не совсем то, что чувствовала. Он дождётся, нет, добьётся того, что она скажет «да», он будет терпеливо ждать!

Придя к Сердеевым, Борис поставил велосипед на место и, прислушавшись к весёлым голосам, доносившимся из столовой, где происходил ужин, повернулся и пошёл домой.

Всю эту ночь он просидел у окна и лёг спать только тогда, когда на улице стало уже совсем светло. Мечтая, он представлял себя заведующим шкотовской конторой Дальлеса, а Катю своей женой; они живут в большой квартире, у них бывает много гостей. Потом ему казалось, что лучше жить в городе, и он там должен служить в каком-нибудь большом учреждении. Иногда его мысли принимали более определённые очертания, и он начинал считать, когда же они могут пожениться: «Кате осталось учиться ещё два года. Целых два года! Ведь ясно, что пока она не окончит учение в девятилетке, замуж её не отдадут, да она и сама не пойдёт. Придётся ждать! Что же, я готов».

И ни разу ему не пришло в голову, что Катя может не согласиться выйти за него замуж, что её мужем может стать кто-то другой, что она вправе полюбить кого-нибудь другого, — этого просто не могло быть! Её слова «а я нет!» нельзя ни в какой мере принимать всерьёз. С такими радужными мыслями Борис и заснул.

На следующий день он обязан был предоставить Феде отпуск, и поэтому все работы по участку ему пришлось выполнять в одиночку. Боря смог выкроить совсем немного времени, чтобы прибежать к поезду и проститься с отъезжающими Митей и Катей, это заняло всего две минуты. Прощаясь со своими новыми родственниками, Катя протянула руку стоявшему тут же Борису и шмыгнула в вагон.

Однако Митя Сердеев взял его под руку, и всё время, пока поезд стоял на станции, расхаживая с ним по перрону, продолжал разговор на тему, начатую вчера. Он говорил о той ответственности, которую Борис берёт на себя своим обещанием жениться на Кате; о том, что он прежде, чем предпринимать какие-либо шаги и компрометировать своим ухаживанием девушку, должен всё основательно взвесить, посоветоваться со своими родными, — одним словом, говорил всё то, что говорят в подобных случаях родственники или знакомые девушки, стремящиеся оградить её от посягательств какого-нибудь парня, который не внушает особого доверия. А Дмитрий в Шкотове уже успел кое-чего наслушаться про Бориса.

Частыми гостями у них были Михайловы, а они в описаниях шкотовским знакомым, как известно, Алёшкина не щадили. Правда, жена Мити, Мила, была другого мнения о Борисе, да и самому ему парень понравился, но на всякий случай, лишний раз поговорить с ним не помешает.

Кстати, Борис все эти нравоучения слушал совсем невнимательно и ходил с Митей по перрону только в надежде, что, может быть, Катя выйдет из вагона. Он, правда, мог её видеть, но только в окне вагона, где иногда показывалась её головка, когда она перебрасывалась какими-то словами с сёстрами Феди и с ним самим, торчащими, к Бориной досаде, около её окна. Он с большим удовольствием оставил бы Митю и тоже постоял под её окошком, чтобы услышать от девушки несколько слов или сказать ей что-то самому. Но Митя его отпустил только тогда, когда поезд тронулся, и он, вскакивая на ходу, с подножки вагона крикнул:

— Так помни, Борис, о чём мы говорили!..

* * *

Через полтора месяца, в конце июля Борис получил плановый отпуск и выехал в Шкотово. В конторе он узнал, что после отпуска в Новонежино ему возвращаться не нужно: работы там свёртываются и для этого хватит одного человека, останется Сердеев.

Так заканчивается ещё одна страница в жизни нашего героя.