– Как вы чувствуете себя теперь?

– Странно, но мне стало легче, как будто я освободилась от какой-то тяжкой ноши, давящей неделями мне на плечи.

– Прекрасно!!! – завопил доктор, его оптимизм все больше раздражал меня.

– Ну а теперь, когда вы немножко выпустили пар, мы можем спокойно поговорить о более конкретных вещах. Инна рассказала мне о вас только в общих чертах. Кстати, хочу вас поздравить – вам повезло с подругой, она из тех людей, кто приходит на помощь в беде.

Я сделала соответствующую мину, подумав, что никогда не обращаюсь к друзьям с бедой – боюсь разочароваться. Тем более что в моей жизни было достаточно измен. Бабушка Лена любила повторять русскую пословицу: «Был Филя в силе, все в други к Филе валили». Я до сих пор удивляюсь точности и мудрости русского фольклора.

– Итак? – произнес Вадим Ефимович. – Что же вас тревожит?

– Мне просто неинтересно жить, – выдавила я из себя, все еще не глядя в глаза собеседнику. – На работу хожу, как на каторгу, перспектив нет, в стране творится невесть что…

– В наше время узкий круг избранных друзей, хорошая музыка и книги – прекрасное средство для выживания, – сообщил Вадим Ефимович. – Нелюбимая работа теперь не редкость, но если там платят хорошо и вовремя, то глупо искать что-либо другое, тем более в стране, где «творится невесть что». Увы – сейчас не до фантазий о любимом деле и творчестве, речь идет о выживании. Согласны?

– Ну да, – кисло подтвердила я, – не можешь изменить ситуацию – измени свое отношение к ней.

– А вот с вашим романом можно поработать, – продолжил доктор, словно не слыша моих слов. – Даю вам домашнее задание – представьте и опишите мне в следующий раз, как бы развивались события, если бы Максим сегодня же сообщил, что готов развестись и через неделю женится на вас. Включите воображение, на следующей встрече мы поговорим об этом.

Я взглянула на часы и поразилась – десять вечера! Ничего себе – поговорили! Возвращаясь в свое привычное угнетенное состояние духа, я нашарила в сумке кошелек, выудила оттуда зеленую бумажку с цифрой 50 в кружке и протянула Вадиму Ефимовичу.

– Мерси, – сказал он и небрежным движением отправил купюру, словно записку или телефонный счет в карман халата, – когда вы позволите мне позвонить?

– Все равно, – отозвалась я.

– Тогда предлагаю встретиться на следующей неделе в среду, часов в пять. Есть возражения?

Командировок не намечалось, работы было умеренно, против среды я не возражала, как, впрочем, и против других дней недели. Я вяло кивнула и, обдумывая неожиданное домашнее задание, вышла из поликлиники.

Выбираясь из тмутаракани, где располагалась поликлиника, я мысленно вспоминала свой бессвязный рассказ, кляня себя за глупость и косноязычие. Подходя к дому, я твердо решила больше не идти на поводу у своих подруг и пообещала себе, что Вадима Ефимовича я больше никогда не увижу.

Здравый ли смысл или простое любопытство заставили меня изменить первоначальное решение. Домашнее задание врача оказалось совсем непростым – с этого вечера, что бы я ни делала – заваривала чай, смотрела фильм по видику, принимала душ, – я постоянно представляла Максима рядом, в моей квартире, выдумывала диалоги, прокручивала разные ситуации.

Честно сказать, у меня получалось плохо. То я воображала, как во время интереснейшего боевика Максим требовал переключить телевизор на канал, где должны транслировать футбольный матч, то стучал в дверь ванной с вопросом, не случилось ли что со мной и почему я так долго принимаю душ? То будил меня среди ночи с требованием дать таблетку от кашля… Да, таким он был – немного занудливым, но порядочным и добрым… Ночами я смотрела на пустое место рядом с собой и спрашивала себя, хотела бы я, чтобы он оказался в моей постели… Как он спит? Храпит или дышит тихо-тихо, как мышь? Какой он утром – злой, рассеянный или все такой же милый, спокойный? Сколько он ест? Разбрасывает ли по всей квартире свои носки, как это делают девяносто процентов мужчин?

Домашнее задание доктора сводило меня с ума. Меня бросало то в жар, то в холод – иногда я распаляла себя фантазиями о Максиме до такой степени, что желала видеть его рядом сейчас же. Иногда безумная злость росла во мне, и я начинала его тихо ненавидеть…

В среду Вадим Ефимович позвонил мне с утра на работу. Извиняющимся тоном он попросил перенести нашу встречу на более позднее время, и я согласилась.

– Кстати! – закричал психотерапевт, когда я уже была готова положить трубку. – Я буду проезжать мимо вашей конторы и могу вас захватить. У меня бордовая «девятка», ее легко узнать – помято левое крыло. До встречи, как и договорились, в девятнадцать ноль-ноль!

Я вернулась к запутанной проблеме пропавших без следа на Дальнем Востоке двух вагонов с химикатами, купленными нашей фирмой, но, продираясь сквозь нагромождение цифр, продолжала мысленно готовить монолог для Вадима Ефимовича.

Около пяти вечера надвинулись черные грозовые тучи, на город ниагарским водопадом обрушился сплошной поток дождя. Как кстати оказалось предложение Вадима Ефимовича подвезти меня на машине! Ровно в семь я уже топталась у подъезда под большим клетчатым зонтом в ожидании доктора. Наконец «девятка» затормозила рядом со мной, дверца распахнулась, и Вадим Ефимович завопил:

– Прыгайте!

Борьба с не желающим закрываться зонтом, лужа, в которую пришлось ступить, способствовали тому, что в машину я попала абсолютно мокрая и злая. Бросив зонт под ноги, я нашарила в сумке носовой платок и принялась приводить себя в порядок. Выместив на маленьком кусочке батиста всю свою злость и успокоившись, я впервые посмотрела на своего спутника.

Вадим Ефимович попытался пошутить по поводу моего довольно жалкого мокрого вида – я сморщилась от этой шутки, как от зубной боли. Доктор бросил на меня беглый взгляд и замолчал. За всю дорогу больше мы не обменялись ни словом. Я даже пожалела о своем резком тоне – зря обидела человека. Почему это я решила, что психотерапевты – толстокожие носороги и должны выдерживать натиск не очень нормальных людей, как скала в шторм? Изо дня в день в течение нескольких десятков лет они вынуждены выслушивать горестные истории, утирать чьи-то слезы, сохраняя при этом собственный рассудок в полном здравии. Я уверена, что они ненавидят чужие горестные истории и мечтают о том, чтобы вокруг была тишина и покой. Наверное, собираясь на пенсию, психотерапевты мечтают быть лесниками, привольно жить в молчаливом общении с природой.

Чтобы сгладить неловкость, я несмело заметила:

– Дождь сегодня льет как из ведра.

– Что вы говорите?! – с комическим удивлением воскликнул Вадим Ефимович.

Широкая улыбка доктора ясно давала понять, что он не обиделся. Тем временем машина подъехала к зданию поликлиники, дождь прекратился, клочья серых туч носились по абсолютно ясному, словно голубая эмаль, небу.

Наш разговор в уже знакомом кабинете ничем не отличался от предыдущего – мы говорили обо всем и ни о чем. Я поняла, почему Вадим Ефимович выбрал для себя именно эту профессию, и узнала о его родителях – врачах-интеллигентах в третьем поколении, посвятивших себя служению медицине. Для моего доктора работа была призванием – он помнил каждого пациента, каждую историю болезни. Ему было интересно – счастливый человек! Он был женат второй раз, но ничто не могло его отвлечь от любимой работы – ни сварливый нрав супруги, ни растущая кроха-дочь.