– Ну и намаялся же я, сударь, – произнес он. – Дырка, которую вы прокрутили, еле-еле позволяла мне дышать, а о свете и говорить не стоит…

– Хватит жаловаться! – буркнул Кавальон, снимая с полок восемь пар турецких тапочек. – Я плачу тебе так щедро, как никто другой! Вот, возьми три ливра. И еще пять су я дам тебе за то, что ты отнесешь эту обувь господину Мехмеду на улицу Тикетон. Передай, что я бесконечно благодарен ему за предоставленные вещи и буду рад опять прибегуть к его помощи!

Скрипач поклонился и, не разгибаясь, попятился к выходу. Проявление почтительности оказалось чрезмерным и неудачным. Через несколько секунд после того, как юноша исчез в прихожей, Кавальон услышал оттуда грохот. Бросившись выяснить, в чем дело, он увидел именно то, что и ожидал: парень налетел на картонную фигуру одалиски, а та, падая, повалила и остальную разрисованную плоскую «челядь».

– Можешь не поднимать их! – бросил алхимик засуетившемуся было скрипачу. – Все равно им тут больше стоять не придется.

Собрать одежду, книги, экзотические вещи, магические принадлежности… Упаковать картонных слуг… Разобрать механизм, незаметно открывающий дверь посредством натяжения веревки… Ах да, еще заплатить служанке за обработку Помье!.. Но до чего же хорошо быть богатым!

Продав несколько украшений покойницы Жерминьяк (подбросить д’Эрикуру все, что получил, было бы просто безумием!), алхимик обеспечил себе безбедное существование на несколько месяцев вперед. Это было весьма кстати, учитывая, что Кавальона видели в доме старухи в день ее смерти и, разумеется, разыскивали, так что из дому он старался по возможности не выходить. Надеялся переждать опасность. Теперь можно больше не работать на Пальмароля, не бегать по городу в поисках новостей, подкупать слуг, нанимать помощников, приобретать и брать внаем вещи, необходимые для воздействия на легковерных людей… И без труда подыскать новое местожительство. Оставаться на прежней квартире было опасно. Вдруг Помье поймают, когда он будет подбрасывать украшения?! На допросе он, разумеется, укажет на Кавальона и сообщит его адрес. А если выполнит задание и потребует новых наград или новых доказательств царственного происхождения? Нет, встречаться с горе-писателем больше ни к чему. К тому времени, когда он проникнет в дом д’Эрикуров, псевдо-Иоанн должен уже быть на новой квартире, и как можно дальше от улицы Папийон.

В дверь постучали.

– Войдите! – сказал Кавальон.

Появилась служанка.

– Вижу, что ты сделала все, как надо! – одобрительно произнес алхимик и потянулся за кошельком. – Насчет вознаграждения – все, как договаривались. Не думай, что я тебя обманул. Вот, возьми.

– Спасибо, сударь! А я вовсе и не думала, что вы меня обманете. Просто, раз уж мы с вами договорились и я вроде как теперь ваша служанка, думаю, что надо рассказать вам кое о чем… Пока вы говорили с этим Помье, под окном крутился какой-то подозрительный человек. Он следит то ли за ним, то ли за вами… А возможно, и за обоими.

5

Оказавшись на улице, Помье первым делом снял с груди орден и рассмотрел его. Неужели настоящие бриллианты?! Вообще-то до сегодняшнего дня литератор видал драгоценные камни лишь издали – на шеях знатных дам в театральных ложах да на картинах. Но бриллианты, в его представлении, должны были быть именно такими, как на ордене: многогранными, сверкающими и заставляющими сердце биться чаще. «Кстати, забавно, что русский орден чем-то напоминает французскую женскую брошку, – подумал Помье. – Впрочем, Восток – он и есть Восток. Разве его поймешь?»

В любом случае размахивать такой ценной вещицей на улице было бы верхом непредусмотрительности. Тем более, что час был уже поздний: солнце давно скрылось, вечер плавно превращался в ночь. Одинокий фонарщик доливал масло в уличную лампу, чтобы зажечь ее. Шум колес немногочисленных экипажей говорил о том, что спектакли закончились и господа разъезжаются по домам. Между строений промелькнули силуэты патрульных: очевидно, они проверяли кабачки и притоны в поисках загулявших солдат Парижского гарнизона. Больше на улице никого не было: добропорядочным гражданам в это время уже полагалось читать молитву на сон грядущий, гражданам развращенным – кутить в игорных домах, забавляться с падшими женщинами и предаваться греху чревоугодия. Помье быстро спрятал свой орден, засунул мешочек с драгоценностями под кафтан и зашагал прочь от дома алхимка так быстро, как мог.

От посещения Кавальона осталось двоякое впечатление. Стоя перед магом, Помье безоговорочно верил и в то, что это русский царь, и в то, что он спускался в подземное царство, и в то, что он поможет в литературной карьере. Теперь, на свежем воздухе, в голову стали просачиваться шальные мысли: а не обманщик ли Кавальон? а не приснилась ли писателю вся эта история? Но бриллианты-то – вот они, вполне себе настоящие! Разве стал бы мошенник вручать полузнакомому человеку такие сокровища? Нет уж, встреча с Кавальоном была слишком большой удачей – вернее, едва ли не единственной удачей в жизни Помье, – чтобы так просто от нее отказаться. Иоанн или не Иоанн, человек он в любом случае непростой. «Выпал шанс, и за него надо держаться», – думал писатель.

В том, что свиток тамплиеров существует, он больше не сомневался. Если за этой вещицей охотятся и Кавальон, и виконт, было бы глупостью отказываться от своей доли, продолжая в нее не верить. Нет, Феру умер неспроста! Да и старуху никто просто так убивать не станет. «Хорошо, что о заклинании знает еще не так уж много народу, – думал Помье. – Чем меньше конкуренция, тем больше у меня шансов завладеть им единолично. Эх, вот бы обдурить и царя, и виконта, выхватив свиток всевластия у них из-под носа! Иоанн хоть и просвещенный монарх, а я все ж поумнее его буду, все-таки я француз. Да и писатель, как ни крути!»

Пересекая улицу Добрых Вестей, Люсьен Помье неожиданно почувствовал себя сильным и хитрым. Ему показалось, что оба соперника уже обведены вокруг пальца и стоит лишь протянуть руку, чтобы завладеть заветным свитком. «В столице столиц в царском дворце под сенью веры…» Нет, черт возьми, литератор еще покажет им обоим! Украшения д’Эрикуру он, конечно, подбросит. Но не как подданный Иоанна, а сам по себе, исходя из личных побуждений. А потом, когда виконта арестуют… Потом они с Кавальоном еще поборются! Потом Помье себя покажет! Эх… Да что там! Помье покажет себя прямо сейчас!..

Начать «показывать себя» Люсьен решил с пересмотра судьбы украшений, исходя из собственных интересов. Какой смысл подбрасывать виконту все, что есть? Для обвинения в убийстве достаточно и одного ожерелья. Ну, в крайнем случае, двух. Остальное можно использовать намного рациональнее. Например, для удовлетвория нужд талантливого писателя.

Держать драгоценности дома было бы, конечно, безумием. Устрой тайник