Помнится, как-то впоследствии я рассказал одному священнику всю эту историю, и тот наотрез отказался мне верить. Он зашипел на меня, перекрестился и ринулся прочь, чтобы прочесть молитвы. Вся дальнейшая жизнь Гутреда прошла под знаком того, что святой Кутберт явился во сне аббату, а ведь на самом-то деле Эадред не узнал короля. Однако нынче никто мне не верит.

Виллибальд, конечно, танцевал вокруг, как человек, в штаны которого залетели две осы, пытаясь исправить ошибку аббата. Поэтому мне пришлось хорошенько стукнуть священника по голове, чтобы заставить его утихнуть. Разобравшись с ним, я показал на Гутреда, который к тому времени снял капюшон.

– Вот ваш король, – сказал я Эадреду.

На одно биение сердца аббат не поверил мне, но потом понял, что я говорю правду, – и на его лице отразился безмерный гнев. Оно исказилось от безумной ярости, потому что он понял, даже если этого пока и не сообразил никто другой, что ему полагалось бы узнать Гутреда, которого он видел во сне. Однако Эадред сумел взять себя в руки, поклонился Гутреду и повторил приветствие, на которое мой спутник ответил со своей обычной жизнерадостностью. Двое монахов поспешили принять лошадь Гутреда, и тот спешился. Его повели в церковь.

Мы, остальные, последовали за ними, как только смогли. Я приказал нескольким монахам придержать Витнера и кобылу Хильды. Они заартачились было, поскольку им хотелось присутствовать в церкви, но я сказал, что раскрою их бритые головы, если лошади пропадут, и монахи волей-неволей подчинились.

В церкви было темно. На алтаре горели свечи, другие свечи стояли на полу нефа, где большая группа монахов кланялась и распевала псалмы, но маленькие дымные огоньки едва разгоняли густой мрак.

Церковь оказалась не очень-то роскошной. Она была большой, больше той, что Альфред возвел в Винтанкестере, но эту строили в спешке, складывая ее стены из необработанных бревен. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел, что крыша неровная, крытая грубой соломой.

Здесь собрались примерно пятьдесят или шестьдесят церковников и вдвое меньше танов… То были богатейшие люди округи, окруженные своими приближенными, и я с любопытством заметил, что одни из них носят на шее кресты, а другие – языческие молоты.

Хотя в церкви смешались датчане и саксы, но они не враждовали друг с другом. Они собрались вместе, чтобы поддержать Эадреда, который пообещал им дарованного богом короля.

И еще в церкви была Гизела.

Я почти сразу заметил ее, высокую темноволосую девушку с вытянутым и очень суровым лицом. На ней были серый плащ и длинная сорочка, поэтому сперва я принял ее за монахиню, но потом увидел серебряные браслеты и тяжелую брошь, скреплявшую плащ у шеи. Ее большие глаза сияли, но лишь потому, что девушка плакала.

То были слезы радости. Когда Гутред увидел сестру, то тут же подбежал к ней, и они обнялись. Он крепко сжал Гизелу, потом сделал шаг назад, держа ее за руки, и я увидел, что девушка плачет и смеется одновременно. Гутред порывисто подвел ее ко мне.

– Моя сестра, – представил он ее. – Гизела.

Они все еще держались за руки.

– Я свободен благодаря господину Утреду, – сказал король Гизеле.

– Спасибо тебе, – обратилась девушка ко мне, и я ничего не ответил.

Я прекрасно сознавал, что рядом со мной стоит Хильда, но просто не мог оторвать глаз от Гизелы. Сколько ей тогда было – пятнадцать? Шестнадцать? Но она точно была не замужем, потому что ее черные волосы все еще были распущены.

Что там рассказывал мне ее брат? Якобы у Гизелы кобылья морда? Вот ерунда! Я подумал, что у нее лицо из снов, лицо, способное воспламенить само небо, лицо, которое лишает покоя мужчин. Прошло столько лет, а я все еще мысленно вижу его. Вытянутое, с удлиненным носом и темными глазами, взгляд которых порой казался отсутствующим, а порой – сверкал озорством. В тот самый момент, когда Гизела впервые посмотрела на меня, я пропал. Три пряхи, что плетут нити нашей судьбы, послали ее мне, и я знал, что теперь моя жизнь переменится.

– Надеюсь, ты еще не вышла замуж? – тревожно спросил сестру Гутред.

Она прикоснулась к своим волосам, все еще распущенным: будь Гизела замужем, они были бы заплетены в косы.

– Конечно нет, – ответила она, по-прежнему глядя на меня. Потом повернулась к брату. – A ты женился?

– Нет, – сказал он.

Девушка посмотрела на Хильду, снова на меня, и тут аббат Эадред подошел, чтобы торопливо отвести Гутреда в сторону, а Гизела вернулась к женщине, которая за ней присматривала. Напоследок она бросила на меня взгляд через плечо… Я все еще вижу эту сцену, эти опущенные веки. Гизела слегка споткнулась, когда обернулась, чтобы напоследок улыбнуться мне.

– Хорошенькая девушка, – проговорила Хильда.

– Лично я предпочитаю хорошеньких женщин, – ответил я.

– Тебе нужно жениться, – заметила она.

– Вообще-то, я уже женат, – напомнил я, и это была правда.

У меня и впрямь была жена в Уэссексе, жена, которая меня ненавидела. Но Милдрит стала монахиней, поэтому я не знал, считает ли она своим мужем меня или Христа – да это меня и не заботило.

– Тебе понравилась эта девушка, – сказала Хильда.

– Мне нравятся все девушки, – уклончиво отозвался я.

Я потерял Гизелу из виду, когда толпа подалась вперед, чтобы наблюдать за церемонией.

Аббат Эадред снял со своего пояса меч и подвесил его к оборванному одеянию Гутреда. Потом он набросил на плечи юноше новый прекрасный королевский плащ зеленого цвета, подбитый мехом, и возложил на светлые волосы бронзовый обруч. Все это время монахи пели; они продолжали распевать и тогда, когда Эадред повел Гутреда вокруг церкви, чтобы короля могли увидеть все.

Аббат держал короля за правую руку, высоко ее подняв, и, без сомнения, многие недоумевали, почему это у нового правителя с запястий свисают рабские цепи.

Люди опускались перед королем на колени. Гутред знал многих датчан, которые были приверженцами его отца, и со счастливым видом приветствовал их. Он хорошо играл роль короля, потому что был умным и добродушным, но я видел на его лице удивление. Интересно, верил ли он сам в то, что он и вправду король? Думаю, Гутред смотрел на все это как на очередное приключение, да и наверняка это было лучше, чем чистить нужники у Эохайда.

Затем Эадред провел службу, которая оказалась благословенно короткой, несмотря на то что он говорил и на английском, и на датском. Его датский был плох, но его хватило, чтобы сообщить подданным Гутреда, что Бог и святой Кутберт выбрали нового короля, и вот он здесь, а за ним неизбежно должна воссиять слава. Потом аббат повел Гутреда к свечам, горевшим в центре церкви, и монахи, собравшиеся вокруг этих дымящихся огоньков, торопливо расступались, давая дорогу новому правителю. Я увидел, что они собрались вокруг трех сундуков, которые, в свою очередь, были окружены маленькими огоньками.