— А потому, — продолжал Вольф, глядя куда-то мимо меня, — как ни жаль мне такого отличного башнера лишаться, но как командир взвода Эрих Босса нужнее будет.

Оп-па! Приехали, называется. Иду я, значит, себе в чистом поле — и тут из-за угла панцер выползает!

У меня даже дыхалку второй раз за пару минут сдавило и голос сел, я аж на шепот перешел.

— Вольф… ты это… хорошо подумал? Ты, конечно, командир, всех насквозь видишь и меня знаешь, как собственный карман, но я-то себя тоже знаю. На панцер меня — куда ни шло, но взводный! И потом, это ж офицерская должность!

— Офицерская, — согласно кивнул Кнопке. — Только вот офицера лишнего мне на нее взять неоткуда. — И тут он неожиданно улыбнулся: — Я ведь на тебя, Эрих, перед самым Развалом рапорт для училища подал. А ускоренный, военного времени курс — как раз год с небольшим и получается.

— Ну… — развел я руками, — ну… ты, господин майор, тоже умеешь задачки задавать. Может, спрашиваю, мне еще и лейтенантские погоны полагаются?

Думал, Вольф мне сейчас ответит чего-нибудь в стиле: может, тебе сразу фельдмаршальский жезл выдать, или просто пошлет. А он искоса так на меня глянул.

— Посмотрим, там видно будет.

И, прежде чем я еще чего-нибудь сообразить успел, распахнул дверцу «ослика» и шофера задремавшего кулаком слегка ткнул. Тот вскинулся: «а, где, что», и — который уж раз на моей памяти — макушкой о верх кабины приложился.

В расположение мы вернулись уже под вечер. Ну и я, понятное дело, сразу к Фалькенбергу. Тот над горой мисок послеужиновых стоит, двум зеленоклювикам[11]— из той дюжины австрияков, что в прошлом месяце прибилась, — черпаком дирижирует.

Меня увидал — заулыбался так, что хоть на арену его выставляй вместо клоуна. И то сказать, такие разводы, как на его переднике, не у всякого клоуна есть. По ним, если у кого желание возникнет, все наши меню за последние два года отследить можно,

— А, — загудел довольно, — примчался, Босса…

— Где она?

— Босса, мальчик мой, — хрюкнул Фалькенберг, — тут такое дело… нет ее больше! Совсем нет!

И всхлипнул при этом так ненатурально, что у меня сразу от сердца отлегло. Нет, думаю, если бы и впрямь что-нибудь нехорошее приключилось — обстрел шальной, хотя какой, к свиньям, в тылу обстрел или гауптфельдфебель Аксель, — не так бы Гуго себя вел. Под кухню, конечно, прятаться не пытался бы, но рожей был бы не в пример бледнее.

— Захотелось мне, понимаешь, ребяток мясным на ужин порадовать. Непайковым. А она, как на грех, все перед глазами вертелась. Ну, я ее… это самое… и в котел. Не со зла, Эрих, ей-же-ей, само как-то вышло… зато супчик такой наваристый получился — глянь, как парни миски вылизали, до блеска.

— Вот тут-то ты, — ухмыльнулся я, — и прокололся, толстый. Потому как с этой козявки худосочной навару… блох с роты наловить, и то жирнее выйдет. В палатке?

— Там.

— Ходил кто?

— Не-а.

Нырнул я в палатку, стою, моргаю — вечер, сумерки, — и никого не вижу. Даже на миг решил, что подколол меня-таки Фалькенберг. А потом вгляделся в дальний угол — и сразу на душе потеплело.

Свернулась моя принцесса под Гугиной шинелью, так закопалась, что снаружи одна макушка белеет. Я тихонько рядом присел, рукав отогнул — эх, думаю, до чего у нее сейчас мордочка уморительная. Прямо будить неохота — сидел бы и любовался.

Забавно, кстати, — она сейчас, когда спит, совсем дитем кажется. Днем лет на пять старше выглядела.

Хотя нет, думаю, не так — не старше. По-другому. Сейчас она мягче, нежнее… но ребенком ее уже не назовешь. Кончилось ее детство. А так — просто маленькая женщина. Красивая.

В общем, поглядел я так на нее минуту-другую, встал и тихонько, на цыпочках из палатки выполз.

Пошел в ремроту. Отловил там Михеля. Михеля, который… никак не могу фамилию его запомнить! Помню, что на «о» начинается и на «хаус» заканчивается, а вот что между, каждый раз из головы вылетает, как гильза стреляная… в общем, того Михеля, который унтерширмейстер.[12]

Поймал его, в сторону отвел.

— Слушай, — говорю, — это у тебя ведь пуховый мешок спальный был?

— Почему был? Есть.

— Отдай.

Техник от такой наглости даже повеселел.

— Аппетиты у тебя, башнер! Больше ничего твое генеральство не желает? Как насчет пайка на две недели вперед? Или вот, слушай, может, тебе запоротый движок от панцера нужен? Третью неделю его таскаем, замаялись уже… а ты уж его местным как-нибудь сплавь или на борт вместо кроватной сетки привари, чтобы уж точно никакая «кума» не взяла.

— Серьезно, Михель. Отдай. Я… ну, то есть я, конечно, сволочь нахальная и все такое… только мне и вправду позарез нужно. Ей-ей, не пожалеешь — в лепешку расшибусь, но не пожалеешь!

— Расшибешься ты, как же… три раза, — ворчливо отозвался техник. — Или еще лучше — полыхнешь в своей консерве, и с кого должок потом требовать?

— Дашь?

— Очень серьезно надо?

— Очень!

— Ладно, — вздохнул Михель. — Черт с тобой… отдам. Но учти, Босса, если ты мне за месяц чего-нибудь этакое… адекватно ценное не возместишь, я тебя сам в лепешку расшибу, а потом еще и к ходовому катку приварю… для усиления.

— По рукам, — и, пока техник о доброте своей пожалеть не успел: — Он у тебя здесь или в палатке?

— Здесь, здесь… я до палатки третий день доползти не могу. Сейчас вынесу.

Мешок этот и а самом деле штука отличная. Прошитый аккуратно, на натуральном пуху — хоть на снегу зимой спи. Положим, сейчас, конечно, снега нет, — какой, к свиньям, в начале лета снег? — но по ночам на голой земле тоже особо валяться не рекомендуется. Остывает она к утру.

Помню, в прошлом августе такая жара была, воздух влажный, раскаленный, прямо хоть ломтями нарезай, на броне яичницу жарить можно, притронулся чуть — ожог. Мыслей всех в голове две: в тенек бы, и где-то лениво, на заднем плане — как бы боеукладка не рванула.

Начал я вспоминать и едва не прошляпил, как справа, из тени, наперерез мне гауптфельдфебель Аксель вынырнул. В последний момент спохватился, мешок под левую подмышку перекинул, правой откозырял.

— А, Эрих… — вроде бы удивился Аксель, только не поверил я в это удивление ни единой секунды. Аксель просто так ничего почти не делает. Ждал он меня, а значит, знал, куда я пойду.

— Вечер добрый. Ты к Гуго? Ну и я туда же. Пойдем-ка, поговорим… как два старых кумпеля.[13]