Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом завтрак. Солнце распускается над макушками сосен. Травяной чай обжигает нёбо. Каша сладкая, густая, с хрустящими кусочками сухофруктов.
— Аня, тебе нужно позвонить?
— Да, очень.
— В городе есть телефонные будки для международных разговоров.
— Здорово. Далеко?
— С другой стороны реки. Через мост и направо. Там увидишь.
— Спасибо, Витя. Что сейчас будем делать?
— Все пойдем гулять. Свами будет рассказывать.
Выходят из ашрама. Вьется тропа, рядом вьется Ден. Она сдается, улыбается. Поднимает с земли огромные шишки, смола густой карамелью пачкает ладони. Он идет впереди, не оглядываясь. Анна замедляет шаг, еловые иглы шелестят под ногами, в легкие врывается свежесть.
— Аня, замри. Вот так, отличный будет кадр.
Конечно, Ден. Все будет отлично.
— Ганга обрушивается на голову Шивы и спускается вниз по его спутанным локонам, по горным долинам. Текущие по ним реки соединяются в священную Гангу. Индусы почитают Бхагиратхи, которую вы сейчас видите…
Анна повернулась к крутому скалистому обрыву и больше уже не слышала ни слов учителя, ни шуток Дена. Ею овладела тоска… по дому. Быстро, впиваясь черными кроссовками в мягкую землю, устланную сухой травой, она пошла обратно по тропинке. Рюкзак постукивал по спине, подгоняя в ней желание говорить. С ее бывшим мужем. Она не знала, о чем, так, абстракция… Мазок красным, фиолетовым, поперек — желтая полоса, а внутри начерчена схема, которой не спрятаться ни за одним из цветов. Дыхание участилось, быстрее, быстрее… Как будто от этого что-то зависит? Она выпорхнула из леса на ступеньки, по лестнице — на мост. Потом улица, затянутая густыми облаками, предвещающими дождь. Со всех сторон — шерстяные толстые пледы, готовые укрыть от прошлого. Поднимается ветер, тревожно моросит дождь. Колют лицо влажные иголочки. Телефон. Грязные ногти паренька набирают код России, нет гудков, еще раз — тишина. «Из-за погоды», — отрешенно произносит он. Ей не вырваться из холода. Кафе — все открытые, в ашраме не отогреться. Бесконечная улица, бесконечная река, как ее вопросы. Слабость и озноб заползают под куртку. Кажется, она заболевает. Витя далеко, на другом берегу добра. Она заходит на шумную веранду чайной, где звенят голоса. Набирает сладостей — оранжево-коричневых шариков, тягучей пастилы, ждет, когда на молоке заварят приторный чай с имбирной горчинкой. Обводит глазами деревянные столы, мест нет, рюкзак вот-вот упадет с плеча, и она вслед за ним. Пожилая индианка призывно улыбается ей, приглашая разделить трапезу с ее семьей. Анна не противится, садится рядом с худеньким мальчиком в шерстяной жилетке. Чужие-родные в Москве, здесь — все одно, выдуманный мир уз крови, семья — мираж, одиночество — массовая галлюцинация. Ты не можешь быть с кем-то, не можешь — один. Все просто сон. И пустота. Рожденные из пустоты, чтобы раствориться в ней. Почему так грустно? Так обжигает желудок сладко-ореховая мякоть?
Сахар попадает в кровь, возвращается резкость предметов. Анна поднимается, благодарит кивком головы. Вновь тонкая пелена влаги падает на кожу.
— О, ты здесь? — Ден, успевший обзавестись полосатым мохнатым беретом а-ля Че Гевара, стоит перед ней.
— А где все?
— Не знаю, там, наверное, остались. Дозвонилась?
— Нет. Никаких гудков.
— Можно попробовать еще раз.
— Да.
Вновь стеклянная будка. Анна садится на крошечный диванчик, закрытый цветастой простынкой. Тук-тук, гудок, тук-тук-тук… Ден снаружи, прячет от ветра глаза. Гудок.
— Алло, Мухтар, неужели я дозвонилась?!
— Что-то случилось?
— Нет… — голос вздрагивает, — я ночью вся тряслась, потом пошли в лес, все еще там, а я по тропинке… и никакие дозвониться, погода плохая… говорят, в это время здесь 20 °C градусов тепла, а сейчас настоящий морозильник. Как Сашенька?
— Хорошо. Упал, разбил колено, но не сильно.
— Плакал?
— Почти нет.
— А ты? Как ты?..
— Все в порядке. Ты там осторожнее по своим горам ходи, ладно? Как живот?
Шуршание-дребезжание в трубке.
— Я скучаю…
— Ничего не слышу, что?
— Если прервется, позвони Алику…
— Ладно…
— Я…
Внутрипроводная икота. Окончен их разговор. Ветер колышет бордовые шарфы, вывешенные на продажу.
— С вашим мужем будет все в порядке.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Теперь просто нужно время. Все заживет, будет бегать, как школьник.
— Спасибо. Я вам очень благодарна.
Ненавязчиво Анна кладет конверт на письменный стол, заваленный картами и снимками. Ветер из приоткрытого окна треплет бумагу. Властная умелая рука хирурга быстро поднимает конверт и протягивает ей обратно.
— Возьмите.
— Нет, это нормально. Просто выражение моей признательности.
— Вы ее уже выразили, этого вполне достаточно.
— Но…
Его жесту невозможно возразить, Анна сдается, убирает деньги в сумочку. Встает. Вновь опускается на стул. Начинает пальцами теребить бумаги. Широкие плечи в белом халате обращены к ней в немом вопросе.
— Простите, я не предложил… Будете чай?.. Или кофе?..
— Нет… Я сейчас уйду… Просто… Я не знаю, как из вашего кабинета добраться до палаты мужа.
— Я скажу Ирине, она вас проводит.
— Не надо. На самом деле… — плечи ее вздрагивают от сдерживаемых слез, — Мухтар не ждет меня. Он больше не хочет меня видеть. Мы разводимся.
Встает. Высокий. Седые виски. Внимательный зеленый взгляд сквозь паутину морщинок, заработанных во время длительных операций.
— Ничего.
Анна резко поднимается. Он мягко кладет руки ей на плечи, возвращая на кожаный стул.
— Аликандр Георгиевич…
— Просто Алик… Если вы не против?
— Дозвонилась?
— Да, спасибо, что подождал.
— Давай сюда. — Забирает рюкзак, от которого уже начала ныть ключица.
Покорно идет за ним. Преодолевают мост. Усиливается ветер, треплет волосы.
— Там можно перекусить, заодно от ветра спрятаться. Зайдем?
Кивает. Заходят на маленькую веранду, выбирают столик в углу. Анна прижимается к стене, на которой скотчем приклеен календарь с изображением какой-то богини.
— Не возражаешь? — Оказывается рядом с ней. — Так — теплее.
Анна смотрит вдаль, на реку, на темно-зеленую хвою, окаймляющую край задумчивого неба. Ден смеется.
— Что?
— Я еще в Ришикеше заметил… У тебя всегда такой взгляд… Мечтательно-соблазняющий. Здесь все ходят грязные и замерзшие, а ты находишься в каком-то другом пространстве.