Уортон скривился и протянул:

– Ну-у…

Теперь Оберон смотрел на него уже как ястреб на убегающую крысу.

Пирс задержал дыхание.

– Что – ну? – спросила Сара.

Уортон замялся, потом облизнул губы и с недовольным видом ответил:

– Только то, что нет никаких вестей. Ни от Гидеона, ни от Джейка.

В участке не было ни души.

Джейк бежал по коридору и объяснял на ходу:

– Надо найти его кабинет. Алленби. На двери табличка.

– Вот и читай сам таблички, – невозмутимо сказал Гидеон.

– А тебя что, читать не научили? – изумился Джейк.

– Учеба не для родившегося в лачуге великого волшебника, – саркастически ответил Гидеон.

Джейк нашел нужную дверь и ворвался в кабинет. На секунду отвлекся, представив, какой была жизнь Гидеона в далеком прошлом, а потом приступил к поискам: обшарил все полки и картотечные шкафы. Один ящик оказался заперт, Джейк с помощью металлической линейки быстро отжал замок.

– Нашел!

Уайльд достал чемодан и тут же его открыл.

Гидеон остался у двери и наблюдал за плохо освещенным коридором.

– Слышишь? – спросил он.

Доносившийся откуда-то издалека звук походил на вой металлической твари из других миров. Гидеон выхватил кремневый нож.

– Это всего лишь отбой воздушной тревоги, – успокоил его Джейк. – Сигнал о том, что бомбежка закончилась.

Гидеон продолжал прислушиваться.

– Не понимаю, что происходит в этом времени, – признался он. – Эта война ведется с помощью машин? Машины воюют друг с другом или с людьми?

– Тебе лучше не знать.

Джейк сосредоточенно перебирал содержимое чемодана, нашел свидетельство о рождении и спрятал его в карман.

Гидеон насторожился:

– Я слышу голоса. Люди возвращаются.

Джейк ничего не слышал, но он знал, что у подменыша слух такой же острый, как у Ши. Фотоальбомы и письма пришлось отложить в сторону: интересно, конечно, но нет времени их рассматривать. Под руку попался черный бархатный мешочек. В этот же момент где-то в здании хлопнула дверь. Джейк вытащил мешочек из чемодана.

– Готов? – спросил от двери Гидеон.

Джейк развязал мешок и вытряхнул металлическую кассету с пленкой. Что на этой пленке? Возможно, Алисия хотела, чтобы он увидел именно это?

– Джейк! Уходим!

Гидеон запер дверь и подошел к окну. Теперь даже Уайльд слышал голоса, грохот замков и злобные вопли сержанта.

На окне – решетка. Гидеон содрогнулся, прикоснувшись к металлу, но все-таки забрался на подоконник и протиснулся между прутьями. Джейк даже понять ничего не успел.

– Подожди! – крикнул он. – Я не пролезу!

– А ты постарайся.

Голоса звучали уже в коридоре. Кто-то подергал ручку и настойчиво постучал.

– Уайльд, открой эту чертову дверь! – крикнул Алленби.

– Возьми это и передай Венну.

Джейк отдал Гидеону бархатный мешочек и бумаги. После этого протиснул между прутьями левое плечо, отвернул голову и попытался пролезть всем телом. От напряжения Джейк даже вспотел, но ничего не получалось.

Дверь трещала от ударов.

Гидеон схватил Джейка за руку.

– Не надо! Не тяни! Я застрял.

Джейк был худым и довольно гибким, но расстояние между прутьями оказалось слишком маленьким. Его голова будто в тиски попала. Джейк испугался, что навсегда. Его охватила паника.

– Не могу! Ни туда, ни сюда!

– Ты сможешь! – Гидеон снова схватил его за руку. – Отталкивайся!

– Нет, слишком поздно!

Что-то затрещало. Джейку на секунду показалось, что это его голова, но потом он услышал, как выбили дверной замок. Зажатый между прутьями на полпути к свободе, он стянул с руки браслет и бросил Гидеону. Тот с легкостью его поймал.

– Отдай Венну. Только не Саммер! Обещай! – крикнул Джейк.

Кто-то схватил его и грубо, не заботясь о возможном физическом ущербе, потянул обратно в комнату. В итоге он оказался на полу в центре круга из черных ботинок.

За окном уже никого не было. Если Гидеон и дал обещание, то Джейк его не услышал.

Из дневника Алисии Харкорт Симмс

После кончины моего дорогого отца я, его единственная наследница, считаю, что будет правильным продолжить вести его дневник. Это – моя дань уважения ему. Его звали Джон Харкорт Симмс. Отец занимался своими исследованиями в Викторианскую эпоху, когда оккультизм был так же уважаем, как любая отрасль науки. С тех пор прошло много лет и все изменилось, сейчас за веру в призраков меня считают глупой женщиной и насмехаются за спиной.

До того дня, когда пришло то письмо, я практически ничего не знала об отце.

Я жила тихой жизнью с тетей и дядей в Йоркшире, в доме приходского священника в Чарлкот-троп. Это небольшая, открытая всем ветрам деревушка на вересковых пустошах. До ближайшего города десять миль пути. Я жила в том мрачном и запущенном доме с восьми лет, с того года, когда моя мама ушла в мир иной. Ее разлучили с моим папой, и никто так и не объяснил мне почему. Меня держали в неведении. Тетя и дядя об этом никогда со мной не разговаривали. Я могла только предполагать, что случился какой-то скандал, некое позорное для репутации порядочного человека происшествие. Мама даже вернула свою девичью фамилию – Фейвершэм. Но я детским еще почерком втайне практиковалась в написании своего настоящего, запретного имени:

Даже тогда мне казалось, что оно звучит благородно. Стоило мне его произнести, как я чувствовала себя особенной, словно смотрела на свое отражение в сокрытом от всех зеркале.

Я росла замкнутым ребенком. Не то чтобы со мной дурно обращались, но не любили – это точно. Я прекрасно понимала, что тетя взяла меня лишь из чувства долга перед моей покойной матерью. Играть я могла только с куклами – деревенские дети считались слишком неотесанными и в дом их не пускали. Порой я чуть-чуть раздвигала тяжелые бархатные шторы и наблюдала за тем, как они бегают по пустоши, а за ними гоняется маленькая лохматая собачка. Их крики, ссоры и потасовки, то, что у них есть настоящие семьи, все вызывало у меня зависть. Я производила впечатление молчаливой и воспитанной девочки, но на самом деле в душе всегда была бунтаркой.