— Как? — почти заплакала мама. — Наши дети! Мы даем им все, что можем, а им как раз больше нравится совсем другое, только не положительные примеры. Что же нам делать с Ленартом? Будем повсюду водить его за руку? Или ходить за ним следом? Особенно ты, у которого никогда нет свободного времени!

Отец горько сглотнул. Теперь, когда он сам впервые в жизни оказался в ужасном затруднении, когда не знал, что будет с ним самим, ему нужно больше заниматься сыном? Он вспомнил о беседе в полиции и, решив перейти к более легкому вопросу, быстро проговорил:

— Криминалистка мне сказала, чтобы мы иногда проверяли его комнату и требовали, чтобы он показывал карманы.

— Можно, — ответила мама. — Однако это ни к чему не приведет. Я хочу доверять своему сыну.

— Доверие — это отлично, — вымученно улыбнулся отец. — Но контроль еще лучше. Вольное переложение основателей социализма: доверяй, но проверяй.

— Если мы говорим в этом ключе, то самое лучшее — это страх. Вольное переложение отца свихнувшегося коммунизма, — добавила мама. И быстро заключила: — Однако об этом лучше позабыть. Мы с тобой родители нашего сына. Что будет с миром, меня в данный момент не волнует. Меня волнует, куда движется мой сын.

В прямом смысле в тот момент ее волнение было излишним. В дверном замке повернулся ключ, послышался грохот сбрасываемых с ног и приземляющихся под шкафом в прихожей кроссовок, затем до гостиной долетело «привет!», а отправитель приветствия попытался раствориться в направлении своей комнаты.

— Ленарт! — громко позвал отец. — Иди сюда.

— Сейчас, только…

— Иди сюда, — очень решительно повторил отец, — и немедленно!

Ленарт с босыми ногами, которые выглядели как лапы средней величины медведя, отчасти из-за своего размера и отчасти из-за грязи, скопившейся между пальцами, нарисовался на ковре гостиной и очень удивленно посмотрел на родителей.

— Что случилось?

— А куда ты так спешишь? — язвительно ответил вопросом на вопрос отец. — Разве не принято, приходя домой, нормально поздороваться?

Ленарт посмотрел сначала на отца, потом на маму и удивился.

— Да вот я, — ответил он.

— Из прихожей ты там что-то пробормотал, — с упреком объяснил отец. — Словно мы с мамой пустое место, которое не стоит внимания.

Ленарт прищелкнул языком и поднял глаза к потолку.

— Добрый день, — проговорил он, не разжимая губ. — А теперь мне можно идти?

— Добрый день, сын, — ответил отец. — Нет.

Ленарт, совершенно ошарашенный, выпучил глаза.

— Почему нет?

— Потому, — решительно продолжал отец, — что именно сейчас ты подойдешь к столу и выложить все, что у тебя в карманах!

Ленарт дико покраснел, сделал шаг назад и затем страдальчески произнес:

— Мне нужно в туалет.

Отец почувствовал прилив энергии, жилы на его шее напряглись, и в голове возникли самые разнообразные подозрения.

— Не проблема, — очень медленно сказал он. — Скорее вытряхивай все из карманов и иди. Чем быстрее ты это сделаешь, тем скорее пойдешь в туалет.

Ленарт, пораженный, какое-то время стоял посреди комнаты. Потом с яростью сунул обе руки в карманы и рывком вывернул их содержимое. По ковру разлетелись упаковки презервативов всевозможных расцветок.

Сын вызывающе смотрел на родителей. Мама вскрикнула и откинулась на стуле, у отца вырвалось весьма неприличное ругательство.

— Теперь все в порядке? — спросил Ленарт. — Я могу идти?

— Сначала расскажи, что это такое, — сказал отец.

— Я думал, ты знаешь, — с вызовом отозвался сын.

— Я хочу сказать, где ты это взял и что собираешься с этим делать? — уточнил отец свою мысль.

— Мне дал их Байси, парень из нашей школы, чтобы я это продал. Он знает, что у меня нет денег, вот и захотел мне помочь. Мы, знаешь ли, помогаем друзьям, — объяснил Ленарт. — Вся школа знает, что у меня увели 50 евриков. Ты же мне вряд ли их дашь.

Отец тяжело дышал. С мамой было абсолютно непонятно, заплачет ли она или рассмеется.

— Разве ты не можешь делать что-то другое?

— Например, продавать лук на рынке? — парировал сын со злорадством, так как знал, что отец не переносит даже запаха лука, не говоря уже о том, чтобы добавлять его в еду. — Там я бы заработал меньше.

В тишине комнаты в трех головах дико прокручивались сотни мыслей.

— Теперь собери это, — наконец сказал отец, и сын послушался его. Он опустился на колени и стал ползать по комнате, собирая пакетики.

— А что, у Байси дома фабрика или что-то подобное? — спустя несколько минут спросил отец, уже немного придя в себя.

— Да нет, — покачал головой Ленарт, высматривая, не остался ли в каком-нибудь углу цветной прямоугольничек. — Его дядя экспортирует подобные вещи; а сейчас получил товар, нечто «гипер супер экстра — ваша партнерша обязательно будет довольна».

— Ах, вот как? — добавил отец.

— Да, так, — подтвердил Ленарт и собрался уходить.

— Если уж мы говорим об этом, — напомнил отец, — а ты не боишься, как тебя будут называть ребята в школе, когда станет известно, чем ты занимаешься?

— Совсем нет, — отозвался Ленарт.

— Почему же нет? — заинтересовался отец.

— Потому что меня уже называют Армани, — самоуверенно проговорил недавний Ленарт.

— Армани? А это еще что такое? — удивился отец.

— Это человек со вкусом, — заключил Армани, уходя в свою комнату.

Мама и папа остались сидеть за столом.

— Это и есть та самая пресловутая проверка карманов? — спросила мама и хихикнула.

— Ха, — нахмурился отец. — Кажется так. Правда, смешно вышло?

Они немного помолчали. Мама никак не могла скрыть того, что у нее отлегло от сердца и что осмотр карманов сына ее здорово позабавил.

— Есть еще кое-что, — добавил отец, выдержав паузу, и потом прыснул от смеха. — Знаешь, я у него одну штучку стянул!

Мама закрыла ладонями лицо, так что опять не было понятно, трясется она от слез или от смеха.

В зал заседаний, расположенный рядом с кабинетом директора, друг за другом подтягивались по списку: Биба, Пика, Коцка, Размеш, Боб, Гений, Поэт, Пипи, Жан, Миха, Байси и Армани. Скрипя стульями, они расселись по одну сторону стола, в то время как на другой его стороне, пока в одиночестве, сидела одна из двух преподавательниц словенского языка. Это была, Кокошникова, на которую на улице не обратишь внимания, хотя она была не сказать чтобы уж очень хрупким существом шестидесяти лет; по совместительству она выполняла обязанности библиотекаря и казалась неотъемлемой частью школьного инвентаря. Со старыми членами редколлегии она была знакома еще раньше, некоторых даже учила, более молодых она со смешанным выражением доброжелательности и строгости во взгляде быстро поприветствовала, пожала им руки и сразу же прошла к своему месту за столом. Вместе с ней на встречу пришла очень высокая и очень воздушная девушка с длинными черными волосами и почти прозрачной белой кожей. Позднее выяснилось, что это Шпела, что она новенькая и что за границей она посещала какую-то специальную школу пиара. Теперь она хотела углубить свои знания по экономике. Вторая преподавательница, молодая славистка. Корузникова, пышная блондинка с коротко стрижеными волосами, только начинала свою работу в Центре в качестве стажера, поскольку школа требовала, чтобы успешная студентка из глубинки отработала стипендию, которую получала несколько лет. В ее глазах было больше неуверенности и мягкости. Войдя в зал, она прошла прямо к своему месту и только потом, когда села, обвела взглядом присутствующих и звонким голосом пожелала всем доброго дня.