Какое-то время убийство в отеле «Лексингтон» оставалось сенсацией, обсуждаемой в интернете, в барах и офисах. Затем звезду телесериала фотографируют в клубе свингеров, туннель Линкольна закрывается на ремонт, а президент отправляет еще больше войск на Ближний Восток.

Жизнь продолжается.

Отец Джесс дает мне небольшую отсрочку по арендной плате. Однако без работы на юридическую фирму мне приходится делать то, чем я бы никогда не занялась без крайней нужды. Вещами, о которых я не люблю думать и о которых больше никто не знает.

Что угодно, лишь бы продолжать играть.

16

Комната залита солнечным светом. Нас восемь, мы лежим на полу в виде морской звезды, уставившись в потолок, наши головы почти соприкасаются.

– Это очень старая импровизационная игра, – слышится слева от меня голос Пола. – Она называется «История рассказывает сама себя». Мы будем отбивать ритм по полу. И каждый раз, когда мы ударяем, будем по очереди добавлять одно слово к рассказу.

– О чем этот рассказ? – спрашивает кто-то.

– Понятия не имею. В том-то и дело. Никто не знает. Рассказ уже есть. Все, что нам нужно сделать, это выпустить его на свободу.

В последнее время упражнения стали сложнее. Пол заставлял нас целыми днями называть вещи не теми именами, просто чтобы узнать, как мы их ощущаем. Он заставлял разыгрывать безумных персонажей: коммивояжера с чемоданом, набитым свитерами из жирафьей шерсти, солдата, вооруженного невидимым пулеметом. Затем он послал нас в качестве персонажей приставать к прохожим на улице. К моему удивлению, прохожие чаще всего слушали все это с удовольствием. Или я совершенствуюсь в этом, или Нью-Йорк становится все более сумасшедшим, когда жара бьет в голову.

И с каждым упражнением Пол напоминает нам об одном-единственном правиле. Игра – это не притворство. Вся суть в слове. Игра – это действие. Бытие. Становление.

– Поехали, – произносит он, хлопая ладонями по полу.

Медленный, скачущий ритм. Постепенно мы все его подхватываем.

– Однажды, – начинает он.

Немного сбиваясь с ритма, студент слева от него продолжает:

– Давным.

– Давно.

– Жила.

– Была.

Вдруг наступает моя очередь. Не думай, действуй. Хотя, по правде говоря, у меня нет времени ни на то, ни на другое, ритм заставляет меня сказать первое, что приходит в голову.

– Принцесса.

И история продолжается, набирая обороты по мере прохождения по кругу. Сказка, что-то о принце, который влюбляется в статую в своем саду.

В следующий раз Пол все усложняет. Если вы колеблетесь, то выпадаете из игры. И ритм будет ускоряться с каждым разом. Необходимо научиться инстинктивно реагировать в конкретный момент, объясняет он.

На этот раз он не начинает с чего-то столь очевидного, как «однажды». И появляется странная блестящая история, темная фантазия о маленькой девочке, которая живет на кладбище среди воронов и ворон.

Один за другим студенты спотыкаются, поднимаются на ноги.

Все, кроме меня.

И в конце концов мы остаемся вдвоем, я и Пол, лежащие под прямым углом на полу, как две стрелки часов. Наши руки хлопают по половицам в тройном темпе, слова текут так густо и быстро, словно мы их выучили наизусть.

Я чувствую себя одержимой, возбужденной, плененной. Как будто я всего лишь рупор другой личности. Хозяйка какого-то духа вуду. Настоящая «я» уничтожена, уничтожена силой, которая сильнее любого оргазма.

Теперь я понимаю. Не думай.

Наконец он останавливается, а я живу там еще несколько секунд, приходя в себя, наслаждаясь моментом.

Группа молча наблюдает. Обычно в конце хорошего упражнения они аплодируют. Я поднимаю голову и смотрю.

Коп стоит рядом с ними. Детектив Дурбан.

– Мисс Райт, – произносит он. – Клэр, мы можем поговорить?

* * *

Я веду его в кафетерий. Вокруг нас группами по два-три человека сидят студенты, болтают или работают на ноутбуках. Слишком жарко для кофе. Детектив достает нам из автомата диетическую колу.

– Америка, – бормочу я смешным голосом янки, когда он протягивает мне колу. – Земля некалорийная.

Он не улыбается. Я замечаю, как он устал.

– Я хочу, чтобы вы помогли нам, Клэр, – резко говорит он.

– Конечно, что угодно, если смогу. Как?

– Мы возвращаемся к старой теме об убийстве Фоглер. Перепроверяю показания, смотрю, не пропустили ли мы чего-нибудь в первый раз.

– Вы ведь никого не арестовали? Я читала в интернете.

Дурбан хмурится.

– Мы исключили из нашего расследования очень многих людей. Включая сто двадцать шесть постояльцев отеля «Лексингтон». Мы не сидели сложа руки.

– Извините, я не хотела…

– Хотя большая часть нашей работы сосредоточена на одном человеке, – добавляет он.

– На муже, – говорю я. – На Патрике.

На это он не отвечает.

– Вы можете вспомнить детали разговора с мистером Фоглером?

– Конечно.

– У нас есть новый человек в деле. Психолог. Я бы хотел, чтобы вы с ней встретились.

– Разумеется, если вы думаете, что это будет полезно… Когда?

– Было бы неплохо прямо сейчас.

Я бросаю взгляд в сторону репетиционной.

– У меня занятие.

– Это важно, Клэр.

Его тон стал жестче.

– Просто… я не вижу, чем могу помочь. Мы с Патриком Фоглером говорили всего несколько минут. Я его не заинтересовала.

Дурбан кивает.

– Возможно, но почему он ушел?

– Что вы имеете в виду?

– Фоглер. Когда вы попытались его снять, то сказали, что он, казалось, стремился уйти. Вот об этом я и думаю. Поскольку он собирался домой, а его жены не было в городе, к чему такая спешка? Зачем прерывать разговор с дружелюбной молодой женщиной, которая готова обсуждать французскую поэзию, как будто ей действительно это интересно?

– Может быть, я ему наскучила.

– Это один из вариантов.

– Есть еще?

Он не отвечает прямо. Я понимаю, что с этим человеком поток информации всегда односторонний.

– В любом случае, я бы хотел, чтобы вы поговорили с психологом. – Он перегибается через стол. – Слушайте, я так и не доложил о вас своим друзьям из иммиграционной службы, но еще не поздно.

– Похоже, у меня нет выбора, – говорю я с натянутой улыбкой.