Священник ведет какую-то службу. У него изумительный голос, которым он скорее выпевает слова, чем произносит их. Ба поминутно дергает меня дурацкими вопросами о том, что он говорит, но я не понимаю. Я разбираю одно слово из десяти, но это мне нравится; мои мысли уносятся куда-то вдаль, освобожденные от своих привычных скучных рамок. Я смотрю на подсвеченный крест и на звезды, на статую и на свечи. Люди вокруг вполголоса подхватывают слова священника. Где-то начинает играть музыка — негромкая, несущая в себе утешение, и вступает женский голос. Мне так хочется, чтобы чудо произошло, что я не осмеливаюсь больше смотреть на Кристо. Мне хочется плакать. Ба обнимает меня за плечи. Она тоже плачет.

И в этот миг я по-настоящему верю. Я верю во все это.

Однако же нам приходится уйти из грота, чтобы раздобыть чего-нибудь поесть. Ба толкает в гору кресло деда Тене, а Иво несет Кристо — малыш уснул у него на руках. Наверное, очень устал после всех этих святых дел. Иво протягивает мне сигарету. Он сейчас кажется намного спокойнее.

— Ну, как все прошло в купальне? Хорошо? — спрашиваю я.

Не представляю себе, что там должно было произойти.

— Да, все было хорошо.

— Здорово, что так тепло. Уверен, с Кристо все будет нормально.

— Угу.

— Все было так же, как когда ты приезжал сюда в прошлый раз?

— Да, почти. Теперь у них больше ассистентов.

Иво устремляет взгляд в кромешную темноту.

— А ты тогда почувствовал, — ну, когда был здесь в прошлый раз, — ты почувствовал, что исцеляешься?

— Тогда — нет. Была вода как вода. Самая обыкновенная. Довольно холодная.

— Так я и думал, — говорю я вслух, хотя в глубине души испытываю облегчение.

Мне всегда не давал покоя вопрос, сразу ли Иво понял, что исцелился.

— Бальтазар хотел, чтобы я вернулся и поговорил со священником о том, что со мной произошло.

— Да? Может, и стоило бы, — отвечаю я.

В глубине души меня гложут сомнения. А вдруг здесь решат, что, раз с тобой случилось чудо, ты теперь их с потрохами? Но по голосу Иво я понимаю, что он не станет ни с кем разговаривать — ни за какие коврижки.

— Чем ты, малыш, занимался весь день?

— Мы ели омлет с жареной картошкой. Было очень вкусно. Ой, а еще ведь… — У меня в голове не укладывается, что я вспомнил об этом только сейчас. — Я набрал четыре галлона святой воды!

Иво улыбается, а потом вдруг начинает смеяться — и это веселый смех, а не злой. Он по-настоящему развеселился. Я сто лет не слышал, чтобы он смеялся.

Рэй

— Миссис Хирн? Меня зовут Рэй Лавелл. Я пытаюсь связаться с вашим братом и племянником.

— С моим братом?

— Тене Янко. И с Иво.

В трубке повисает молчание.

— Это что, розыгрыш?

— Нет, ни в коем случае. Миссис Хирн…

— Янко. Мисс Янко.

— Прошу прощения. Мне сказали, что вы можете сообщить мне о местонахождении ваших родных.

— Мне придется вам перезвонить. Какой у вас телефон?

Я диктую ей номер офиса. Луэлла Янко — подозрительная женщина. Она перезванивает минут через десять; наверное, проверила номер по телефонной книге. Андреа соединяет ее со мной.

— Почему вы хотите с ними поговорить?

— Это касается Розы Вуд. Розы Янко. Я пытаюсь найти ее след.

— Вы пытаетесь найти Розу? Это же было давным-давно.

— Да.

И снова затяжная пауза. Уклончивость Луэллы меня не удивляет; у цыган много причин с подозрением относиться к людям, которые задают вопросы об их родных. В конце концов мисс Янко соглашается встретиться со мной в кафе в центре города. Возможно, это ее очередная попытка оттянуть время, чтобы навести обо мне справки.

— Как я вас узнаю? — спрашиваю я.

— Я подойду к вам и представлюсь, — ядовито отвечает она. — Как вы выглядите?

— Темные волосы, карие глаза, рост — пять футов десять дюймов. Сорок лет. — Я делаю секундную паузу. — Я цыган.

В ответ — молчание, потом я слышу:

— Понятно. Я вас узнаю.

В кафе в центре Рейгейта я приезжаю на пятнадцать минут раньше условленного времени, но не вижу никого, кто мог бы оказаться Луэллой. Я заказываю кофе, который мне приносят в высоком стакане, — жидкую бурду, больше похожую по вкусу на горячий молочный коктейль, — и устраиваюсь в углу, откуда могу наблюдать за входом. Спиной к стене, не упуская из виду ни одного выхода. Этому я научился у Дока Холлидея[16]еще в возрасте семи лет, так что в азы ремесла моему первому работодателю меня посвящать не пришлось. Я захватил с собой фотографии Розы. В них проскальзывает что-то неуловимо старомодное, хотя напечатаны они менее десяти лет назад. Отчасти дело в фасонах и прическах семидесятых, отчасти в цвете снимков, которые словно сделаны на просроченной пленке и от этого кажутся осколком какой-то еще более далекой эпохи.

Я разглядываю свадебную фотографию, когда к моему столику подходит женщина.

— Мистер Лавелл.

Это не вопрос.

— Здравствуйте, мисс Янко. Присаживайтесь… Прошу прощения за вчерашнее. Я не был уверен, как вы предпочитаете, чтобы вас называли.

— Поскольку мистер Хирн помахал мне ручкой, я не особенно держусь за его фамилию.

Луэлла Янко. Во-первых, она оказывается моложе, чем я ее себе представлял. Тене сейчас должно быть под шестьдесят, Иво, его сыну, под тридцать. Луэлла, судя по всему, принадлежит к другой ветви большой семьи. На вид она примерно моего возраста. Все, что мне о ней известно, это что она развелась со своим мужем-кочевником, поселилась в доме и ни с кем из родных не общается. Она — самая ближняя родственница Янко из всех, до кого мне удалось добраться. Внешне Луэлла невысокая и худощавая. Ее иссиня-черные волосы своим цветом, скорее всего, обязаны краске; с косметикой у нее тоже перебор, учитывая белую, как мел, кожу и перламутровую красную помаду. В этом есть что-то от маски — это всего лишь фасад, почти как у гейши. Одета она скромно, но элегантно, в практичный серый брючный костюм, на плече — объемистая бесформенная сумка из тех, что выручают при любых жизненных обстоятельствах и в любую погоду. Выглядит моя собеседница вполне горджиообразно, как и я.

— Значит, вы разыскиваете Розу? — произносит Луэлла, когда я приношу ей кофе.

Она уже разглядывает фотографии.

— Можете мне что-нибудь о ней рассказать?