в самом деле – глаза закрываются. Причем не только у меня. И одновременно все сильнее хочется добраться до спальни – вовсе не для того, чтобы упасть и уснуть. Я попыталась выбросить из головы мысли об этом – и снова желание мужа эхом отозвалось внутри, заставив потяжелеть низ живота. Надо что-то делать двусторонней эмпатией, вот только что?

– Тогда пойдем спать? – предложил Винсент.

Я соскользнула с его коленей, все еще держа за руку. Но прежде чем успела сделать хоть шаг, он добавил.

– Или договорим? Тебя что-то тревожит, и это не наставник – точнее, не только наставник.

Эмпат, чтоб его! Но и я сейчас чувствовала: Винсент спросил, не готовясь обидеться, что от него намереваются что-то скрыть, а искренне беспокоясь. Я поколебалась пару мгновений. Усталость брала свое, пригасив желание, но откладывать разговор, пожалуй, незачем. С чего бы начать?

– Похоже, твоя эмпатия стала действовать в обе стороны.

Я рассказала с самого начала – как меня накрыло его эмоциями, когда мы вернулись домой, и сейчас. Лицо мужа осталось невозмутимым, но я чувствовала его растерянность, которую сменила досада – ну да, одно дело, когда чужие эмоции – раскрытая книга, другое – сознавать, что сам оказался такой «книгой».

– Ты прав, я беспокоилась и беспокоюсь, – закончила я. – И колебалась, стоит ли говорить – но услышать это от меня тебе просто неприятно, а кто-то другой сможет воспользоваться этим знанием против тебя.

Его беспокойство растворилось как-то разом, словно муж нашел объяснение, которое полностью его устроило.

– Эмоции— не мысли, – безразлично пожал он плечами.

Нет, это совершенно невозможно, я ведь теперь умру от любопытства: что он там такое надумал и молчит. И ведь не спросишь напрямую. Кажется, мне тоже срочно нужна защита против эмпатии. А муж меж тем продолжал:

– Тебе я верю, а от остальных есть экран.

Да, Винсент тоже сейчас не в лучшей форме, иначе сообразил бы, что когда бешенство застилало ему разум, перстень оставался у него на пальце. Или дело не в усталости, а в том, что думает он сейчас вовсе не об этой странности. На миг я словно увидела себя со стороны: затуманенный взгляд, горящие щеки, припухшие от поцелуев алеющие губы. Меня бросило в жар, и тут же обдало холодом, когда я поняла, что сейчас увидела не себя со стороны его глазами, а не то воспоминание, не то фантазию. Фантазия, слишком уж прекрасным и соблазнительным было это лицо, очень похожее, но все же не идентичное тому, что отражалось в моем зеркале. Да что ж это такое?!

Глава 10

На лице Винсента тоже промелькнула растерянность, и снова он успокоился, будто что-то для себя поняв. Впрочем, нет «успокоился» – вовсе не то слово, я буквально всем существом чувствовала, как ему хочется рвануть платье, заломив меня над столом. Я тряхнула головой, едва удержавшись, чтобы не поставить щит, отгораживаясь от его эмоций. Или уже от моих, мне ведь тоже хочется стянуть с него штаны, и кто еще кем воспользуется от души?!

Я мысленно выругалась и заставила себя сосредоточиться на разговоре: раз уж он сам поднял эту тему, надо договорить.

– А экран блокирует и передачу, и прием? – спросила я. – Когда я надела твой перстень, ты перестал чувствовать мой страх?

– Я видел, что тебе страшно, но не ощущал этого. – Муж притянул меня к себе, руки смяли мои бедра, и на миг все мысли вылетели у меня из головы. – Пойдем-ка, в самом деле, в спальню. Разговор может подождать до утра.

Может ли? Раздражение заскребло внутри, на миг погасив даже желание. Я хочу оставаться собой, а не превращаться в флюгер, которого несет вслед за чужими эмоциями!

– Я бы не хотела тащить в спальню серьезные разговоры, но сомнения не выключаются по щелчку. Я не понимаю, что происходит.

Винсент, выпустил меня, потер руками лицо, и я ощутила, как мое раздражение отозвалось внутри него. Это походило на отражение в отражении – бесконечный зеркальный коридор. Или его рассердил не отзвук моих эмоций, а мое нежелание, точнее, попытка пригасить желание? Серьезных разговоров на сегодня нам обоим хватило выше головы, и почему бы просто не расслабиться после такого денька, отложив все сомнения до утра? За ночь ведь ничего не изменится.

– Эмпатия – редкая способность, присущая только темному дару, и встречается очень у немногих некромантов. – сказал Винсент. – И мне ни разу не попадалось упоминания, что эмпатия может трансформироваться из односторонне в двустороннюю или наоборот. Так что едва ли что-то во мне изменилось.

– Ты не встречал и упоминания, что можно подпитать чью-то силу своей напрямую. – заупрямилась я. – И что дар одного человека может сливаться с даром другого.

– Верно. Странностей достаточно, чтобы задуматься – и я зароюсь в книги, как только появится возможность. Но все, что удалось найти про эмпатию, я изучил давным-давно, потому что спросить было не у кого. И я почти уверен, что дело не в моей эмпатии, а в тебе.

– Вот как? – вскинулась было я, но Винсент притянул меня за талию, прижался лицом к груди, и я поняла, что не могу всерьез на него обидеться. Не сейчас. Не удержавшись, я запустила пальцы ему в волосы. Кое-как собрала в кучу мысли. – Что значит «во мне»?

Муж отстранился, я разочарованно вздохнула.

– Ты просто получше узнала меня и начала подмечать перемены настроения, как делала всегда, сама того не замечая. – Голос его звучал спокойно, но меня на миг обожгло горечью. – Ты ведь тоже сирота, значит это умение намертво въелось в кровь. Понимать, когда не стоит показываться на глаза хозяйке или надзирателю – в приюте иначе не выжить. – Я снова обняла его, проводя рукой по волосам, безмолвно давая понять – все это прошло. Он выжил. Вырос. И теперь не один. Муж мягко высвободился и продолжил. – Да и потом, когда я сбежал из приюта и начал бродяжничать… Видеть, у кого можно попросить милостыню, а от кого дождешься только пинка, почуять облаву до того, как ее станет слышно. Я мог все это и до того, как проснулся дар, а вместе с ним и эмпатия. – Винсент глянул на меня снизу вверх и лукаво улыбнулся. – Вот сейчас я без всякой эмпатии вижу, что ты не хочешь со мной соглашаться, но и спорить не хочешь. Потому что на самом деле твои мысли заняты совсем другим. Как и мои, впрочем.

Я облизнула губы, которые словно кололо мельчайшими иголочками. Да