Недостаток общения вполне неплохо компенсировался горячо любящими родителями и… Лёшкой, который продолжал оставаться неотъемлемой частью моей жизни.

В стенах школы мы с ним особо не общались — слишком разные интересы, склонности, потребности… Зато после уроков я получала своего Орлова обратно. Из школы мы неизменно возвращались вместе, поначалу выслушав кучу шуток на тему “тили-тили-тесто”, но со временем все привыкли к нашей странной дружбе и воспринимали её как нечто само собой разумеющееся.

Долгие годы наша квартира была для Алексея Игоревича политическим убежищем. Обычно после уроков ему неизменно надлежало прямой наводкой идти домой и помогать тёте Свете, которая буквально разрывалась между погодками Катькой и Сёмкой, освобождаясь лишь под самый вечер, когда на пороге появлялся усталый и вечно хмурый отец. Время обычно было позднее — особо не погуляешь. И что оставалось делать малолетнему пацану, желающему хоть немного разнообразить своё бытие? Правильно, выходить на лестничную площадку и звонить в дверь напротив.

Мои родители всегда радовались ему, встречая как своего. Папа по-взрослому пожимал тощую мальчишечью ручонку и очень серьёзным тоном интересовался:

— Как дела, Алексей?

Алексей же расправлял свои плечи (из-за своего не по годам высокого роста, он вечно сутулился) и так же официального отвечал:

— Всё идёт по плану, Борис Игнатьевич.

По какому плану — никто из нас не знал, даже сам Орлов, просто цитировавший Егора Летова и его "Гражданскую оборону", долгое время звучавшую из каждого угла.

Мама кормила всех нас ужином, а потом я делала с Лёшкой уроки. Он не был глупым, но и особым прилежанием никогда не отличался. Поэтому львиная часть, скорее всего, просто бездумно списывалась бы у меня, если бы не мой папа, следивший за нами краем глаза и имевший глубокую убеждённость в том, что хорошее образование — залог всему. Поэтому  списывать в открытую Лёшке всё-таки не позволяла совесть, зато у меня появлялась возможность немного поиграть в учителя. В эти моменты я прям расцветала и, как казалось мне самой, блистала. Сейчас смешно, а вот тогда это был мой самый звёздный час.

— Алькатрас, тебе мозги не жмут? — тяжко вздыхал сосед в те моменты, когда я пыталась упросить его решить ещё и задачи со звёздочкой.

— Алёшенька, ну пожалуйста, — ныла в ответ, — ну давай хотя бы парочку? Я тебе всё-всё объясню.

— Ты изверг! — театрально заламывал он руки, но на уговоры неизменно соглашался.

И я с настойчивостью самого настоящего маньяка (не зря же в них хороша принципиальность!) мурыжила его ещё полчаса, пока изнасилованный мною орловский мозг не начинал окончательно сбоить.

Когда к Лёшкиной огромной радости с домашним заданием было покончено, нам разрешалось играть. И вот тут мы оба стопорились, не понимая, чем таким занять себя, чтобы было интересно обоим. К счастью, однажды на помощь пришёл мой папа, открывший нам мир настольных игр. Наверное, не счесть, сколько вечеров было проведено нами за очередной партией в монополию. Орлову нравилась идея зарабатывания денег, меня же больше интересовали стратегии. Отсюда он всегда брал азартом, а я — планированием, отчего счёт победам у обоих был примерно на равных.

И пусть в школе мы почти не общались, всё равно старались держать друг друга на виду, приходя на помощь в самые нужные моменты.

Я всеми силами тянула его на контрольных, а он неизменно заступался за меня всякий раз, когда того требовала ситуация. Не то чтобы меня кто-то особо стремился обидеть, одноклассники, достаточно быстро привыкнув к моим странностям, не особо цеплялись к тихому ребёнку с пристрастиями ботаника. Но порой находились отдельные выдающиеся личности, избиравшие меня в качестве цели для своих нападок. В принципе, я и сама могла бы ответить, сказать что-то по-настоящему обидное мне было не так уж и сложно, но спящий в Орлове гусар свято верил, что Алю трогать нельзя.

Апогеем этого всего явился случай в третьем классе, когда какой-то мальчишка на пару лет старше нас решил отобрать в коридоре мой пенал. Пенал был красивый, с множеством отделов, замочков и секретов, присланный мне в подарок одним из папиных друзей, сумевшим под шумок развала Советского союза иммигрировать в Германию. Многие жили тогда плохо, и пусть полки ломились от предлагаемых товаров, но что толку было в этом, если большинство не могло себе купить элементарного. Поэтому я со своим пеналом, сама того не понимая, бросалась в глаза.

Наш класс возвращался с урока музыки, а я, как всегда, замешкалась, со мной такое случалось — подтормаживать совершенно в житейский ситуациях, как, например, дойти из одного кабинета в другой. Кто знал, какие мысли могут навеять криво выкрашенные стены? Звонок на следующий урок уже прозвенел, поэтому я одна плелась по пустому коридору, когда неизвестно откуда взявшийся старшеклассник вырос на моём пути.

— Что это у тебя? — пробасил неизвестный мне мальчишка, и я с присущей мне наивностью протянула свой пенал, честно добавив:

— Дядя Коля из Берлина прислал.

Мне бы промолчать, но где я, а где социально-адекватное понимание действительности? Тогда многие грезили о загранице, надеясь однажды сбежать от той безнадёги, что творилась вокруг. Поэтому вещь “оттуда” сработала похлеще красной тряпки для быка.

Меня оттолкнули, но заподозрив в самый последний момент неладное, я всё же уцепилась за край пенала.

— Пшла вон, — велел мне парень. — Это теперь моё!

 Я не испугалась, скорее удивилась нелогичности высказывания.

— Как оно может быть твоим, если это моё?

— А вот так, — хмыкнул “злодей”, со всей силой рванув несчастный пенал на себя, из-за чего я по инерции полетела на пол, прямо на колени, больно ударившись о гранитный пол.

Стало обидно. И опять-таки, даже не от боли, а от того, что случившееся просто не вписывалось в картину мира. Папа с мамой всегда меня учили правильному, прививая высшие ценности справедливости и равенства. Телевизора у нас отродясь не было, поэтому о том, что в этом мире возможно ещё и не такое, я догадывалась слабо.

Обиженно выпятив губу, я выдала самое обидное, на что был способен мой детский ум, извращённый тонной прочитанных книг:

— Ты — девиантная личность.

Парень, мало что поняв, но, видимо, догадываясь, что сейчас вряд ли его похвалили, скорее уж только что обложили незнакомым ему матом, насупился и зачем-то двинулся на меня. Сомневаюсь, что он бы рискнул ударить. Хотя правило, что “девочек бить нельзя”, в будущем ещё не раз сыграет со мной злую шутку. Но в тот момент поглощённость старшеклассника непонятной малявкой сыграла на руку… Орлову, которого отправили на мои поиски. Лёха с разгону врезался в парня, который был выше его на добрых полголовы и раза в два шире в плечах.

— Урод! — выругался Лёшка, от которого я до этого, если честно, ничего подобного и не слышала. — Отойди от неё!

Парень, не ожидавший нападения, потерял равновесие и полетел прямо на дверь, расположенную между двумя коридорами. То ли к счастью, то ли к сожалению, сам старшеклассник не пострадал, зато витражное стекло, украшавшее верхнюю часть двери, с чувством бабахнувшей об стену, разлетелось на множество осколков.