— Вы знаете, мне даже жаль Чернышеву, — призналась АркадияСамойловна, — она так здорово держится.

— Так решили психологи, — недовольно заметил генерал, — изнее не получится хорошего разведчика.

— Это странно, — призналась Аркадия Самойловна. — Я ведьздесь работаю уже много лет. Мне казалось, что она как раз подходит нам большевсех остальных. Немного характер был дерзкий, но девочка умная, толковая.

— Видимо, характер и сказался. — Генерал видел, какЧернышева собирала свои вещи. Яковлева, напротив, сидела в полной прострации насвоей кровати.

— Помогите Яковлевой, — попросил он Аркадию Самойловну,отключая микрофоны.

Через полчаса женщины вышли во двор со своими чемоданами.

— Они нам не разрешат попрощаться с девочками? — спросилаЯковлева. Глаза у нее были красные.

— Не знаю, — сквозь зубы ответила Марина, — может, и неразрешат.

К ним вышли Зотов и Аркадия Самойловна.

— Вас посадят на поезд, — сказал полковник, — в Москвеявитесь по известному вам адресу, доложите, что прибыли в их распоряжение. Всеясно?

— Ясно, — за свою подругу и за себя ответила Чернышева.

— Поедете в разных вагонах, — хмуро добавил полковник, — ина вокзале, если даже увидите друг друга, не подходите с расспросами. Выофицеры КГБ, не забывайте об этом. Просто теперь вас будут использоватьнесколько по другому направлению.

Подошла машина. Это был обычный крытый грузовик. Пожилойпрапорщик-водитель поднял их чемоданы в кузов.

— До свидания, — сухо сказала Аркадия Самойловна.

— До свидания, — также без эмоций произнесла Чернышева ипервой полезла в грузовик. Таня всхлипнула, кивнула всем и полезла следом.Когда машина выехала со двора и дежурный офицер бросился закрывать ворота,Марина чуть нахмурилась. Она не думала, что все может закончиться так. Но всюдорогу до вокзала молчала. На вокзале строгий прапорщик выдал им билеты вразные вагоны и даже не помог нести чемоданы. Марине пришлось тащить свойтяжелый чемодан одной. На вокзале маленького городка не было привычныхстоличному жителю носильщиков.

Она вошла в вагон. К ее удивлению, место у нее оказалось вкупе, где, кроме нее, уже сидела какая-то семья — отец, мать и ихлюбознательный сын-пионер. Марина еще умудрилась поднять свой чемодан наверх,переговорить с будущими соседями по купе и выйти в туалет. И только запершисьтам, она расплакалась. Это был какой-то выстраданный плач, короткий и злой,будто прорвавшийся внезапно гнойный чирей, за которым обычно идет кровь.Проплакав так полминуты, она наконец успокоилась, вымыла лицо, вытирая егополотенцем до боли.

Вечером соседи вышли, и вместо них в вагон сели двое молодыхребят и одна девушка. Шумная компания праздновала защиту кандидатской диссертации,и ребята весело обсуждали подробности поведения диссертанта и его оппонентов.Марина поневоле втянулась в дискуссию. Поздно вечером она снова вышла в тамбурпостоять у раскрытого окна. Мимо мелькали огни. Она стояла так минут двадцать,пока не почувствовала, что рядом с ней стоит незнакомец. Просто стоит и курит,также глядя в окно. Она обернулась к нему.

— Вы Чернышева? — спокойно спросил мужчина.

— Да. — Она не удивилась, откуда он знает ее фамилию. Простопривычно ответила утвердительно.

— Сейчас вы сойдете на станции, — сказал незнакомец, — такнужно.

— Хорошо. — Она ни о чем не стала расспрашивать. Простовернулась в свое купе и быстро собрала вещи. Через пятнадцать минут она вышлана пустынной станции. Когда поезд ушел, она вдруг обнаружила, что стоит наперроне совсем одна. Марина удивленно оглянулась, и в этот момент в несколькихметрах от нее остановился автомобиль.

— Вы Чернышева? — спросил другой незнакомец. Даже неспросил, а скорее уточнил и добавил: — Садитесь в машину.

И снова, не задав ни одного вопроса, она села в машину. Былоудивительно, что рядом нет Тани. Ехали они долго, около часа. И за все времяона не проронила ни слова. Наконец они подъехали к какому-то небольшому дому.

— Чемодан можете оставить в машине, — сказал водитель, — асами идите туда. Ничего не бойтесь.

— Я и не боюсь, — уверенно сказала она, входя в дом.

В холле на первом этаже никого не было. Она уже собираласьподняться наверх, когда заметила две работающие по сторонам камеры, фиксирующиекаждое ее движение. Заметила и замерла в ожидании. Затем, подумав немного,прошла к дивану и села около столика, приготовившись ждать. И она не ошиблась.Через пять минут послышался знакомый голос:

— Как доехали, Чернышева?

Сверху по лестнице спускался бывший знакомый ее отца. Тотсамый лысый генерал, который не сказал ни слова, когда утром ее изгоняли изшколы.

— Спасибо, — поднялась она, — кажется, неплохо.

Он спустился вниз, подошел к ней вплотную и посмотрел вглаза.

— Вы здорово держитесь, Чернышева. Можете садиться.

Она села лишь после того, как он опустился в стоявшеенапротив кресло.

— И что вы обо всем этом думаете? — внезапно спросилгенерал.

— Пока ничего не понимаю, — честно призналась она, — зачемменя сняли с поезда?

— А почему вы не задали этот вопрос своему водителю? —спросил генерал. — Ведь вы ехали с ним достаточно долго.

— Он исполнитель, — ответила она, — а в таких вопросахисполнители могут не знать всех подробностей операции.

— Хорошо, — кивнул генерал, — у меня к вам еще один вопрос.Как сами считаете, вы были подготовлены хуже остальных или произошла ошибка?

Она инстинктивно почувствовала ловушку в его словах.

— Думаю, что психологи не ошибаются, — медленно произнеслаона, — может, я действительно в чем-то хуже других. А в чем-то лучше.

Генерал усмехнулся.

— Достаточно дипломатично.

Она промолчала.

— А теперь послушайте меня, — сказал генерал, — психологи действительноне ошиблись. Вы и Яковлева отличаетесь от остальных курсанток вашей группы.Яковлева в худшую сторону, а вы в лучшую.

До нее постепенно дошел смысл сказанного. Но она сиделамолча, стараясь не дышать.

— Мы не могли выделять вас таким образом, — пояснил генерал,— вы не худшая среди остальных, вы лучшая, — снова повторил он, внимательноследя за реакцией Марины. Она глядела на него и не шевелилась. Только слушала.

— Ваши коэффициенты по всем показателям значительнопревышают коэффициенты ваших подруг. Поэтому с сегодняшнего дня вы будетеготовиться по особой, индивидуальной программе, — сказал генерал, — мы будемготовить вас для исключительной, очень важной работы. Вы понимаете?