* * *

На улице было морозно, но я совершенно не замерзла. Прав был Дмитрий Сергеич, если человек хорошо одет для зимнего времени, то мороз ему только в радость.

В двери театра мне пришлось постучать. Не припомню, чтобы хоть раз они были заперты. Нет, конечно, на ночь театр запирали, но днем или даже утром было всегда уже не заперто. Открыл мне Михалыч, который по ночам превращался из швейцара в сторожа. Он обрадовался моему приходу, видимо, тоже служил в театре по причине того, что здесь редко бывает скучно, а тут не первый уж день почти никто и не появлялся.

В театре было зябко. Раз нет репетиций, то дрова можно было экономить с полным на то правом.

Я объяснила Михалычу, что жду гостя, которому обещала показать театр, если он, Михалыч, не имеет к тому возражений. Михалыч никаких возражений не имел и даже вызвался включить в зале побольше электричества, чтобы не спотыкаться в полумраке. Я же по привычке зашла в комнату Михеича, чтобы раздеться, и оттуда выглянула в окно. На крыльце уже переминался с ноги на ногу Петя. Часы показывали без десяти минут от назначенного часа и он, должно быть, посчитал нужным дождаться определенного времени в точности. Ну что за детская стеснительность! Временами он бойкий, даже излишне, но порой сверх меры скромен. Пришлось спуститься и пригласить его.

— Я вот что собиралась у вас спросить, да все забывала, — обратилась я к нему, едва он снял свое пальто. — Разве вам не запрещено посещение театра?

— Э-э-э… Это вы про «Гимназический устав»? Так там написано, что гимназистам и учащимся реальных училищ[27]запрещено посещение увеселительных мероприятий, проводимых в вечернее время, а также и в иное время, если таковые мероприятия не предназначены специально для них и не утверждены инспектором по образованию. Еще не положено в любое время посещать некоторые заведения, но театр в тот список не входит. У нас же не увеселительное мероприятие? Ведь так? Скорее образовательного плана?

— Будем считать, что я ваш ответ приняла, так что прошу пройти в зал!

— А если бы я неправильно ответил, вы бы меня за двери выставили?

— Все может быть.

Мы прошли прямо на сцену. Петя замер, оглядываясь кругом и не зная, с чего начать свои вопросы. Я решила помочь ему и заговорила о том, что было прямо перед нами — о зрительном зале.

— Пол в зале называют партер, переднюю часть перед сценой — паркет. Даже если паркетом пол и не выложен. Все одно здесь ставят кресла для самой изысканной публики. Дальше стоят стулья, а совсем дальше, в амфитеатре, нередко бывают и простые скамьи. По бокам располагаются ложи бенуара. Второй ярус — это бельэтаж Там тоже есть ряды и ложи. Верхние ярусы — балкон и галерея, или раек.

— Раек — это потому что на самом верху?

— Ну да.

— Я это, в общем-то, знаю. Только никогда не видел с этой стороны, со сцены. Совершенно иначе смотрится. И сцена из зала куда больше кажется.

Он задрал голову вверх:

— А что там?

— Колосники. Специальное такое пространство, чтобы можно было подвесные декорации спрятать. Тогда в антракте или даже по ходу действия можно быстро поднять одну декорацию, а другую опустить. На одном полотне был лес, на втором уже замок. Это я к примеру.

Петя покивал, а я фыркнула, потому что сделал он это, не опуская головы и все еще что-то рассматривая под крышей. Не знаю что, но еще долго что-то высматривал наверху.

— А я ведь два раза в представлениях участвовал, — вдруг сообщил он мне.

— Не может быть, — удивилась я, хотя особо удивляться было нечему.

— Ну да. Правда, первый раз и вовсе можно не считать. Маменька моя как-то затеяла сцены и живые картины на дому показывать. Я еще маленький был, оттого не все досконально помню. Помню, что сцены из греческих мифов представляли. Одна из сцен была «Суд Париса». Меня нарядили в какой-то балахончик с крылышками сзади, и я по ходу дела должен был держать в руках яблоко. То самое, которое Парис в конце Афродите отдавал. Вот и вся роль. И то ведь не справился. Пока вокруг всякие непонятные для меня разговоры шли, я от скуки яблоко стал грызть. Не то чтобы совершенно съел, четвертинка осталась. Вот ту четвертинку прекраснейшей богине и передали. Смеху было! Господа исполнители потом даже уверяли публику, что это специально так было задумано, чтобы зрителей рассмешить.

Петя увлекся и рассказал все так живо, что и я расхохоталась.

— Вот и вы смеетесь, — загрустил рассказчик.

— Да вы не обижайтесь, история и впрямь комическая приключилась. Я вам при случае много подобных расскажу, в театре они часто случаются. А второй раз вы где играли?

— В Народной библиотеке. Там есть любительский театр, они на праздники представления устраивают. Отец, а раньше и мама им помогали, ну они меня и позвали как-то. У них в тот раз народу не хватало. Роль у меня без слов была, так что рассказывать особо нечего. Да и интересно там не так, как в настоящем театре. Там даже рампы нет, просто помост и занавес. Вы мне лучше покажите, откуда гром гремит.

Я провела экскурсанта к задней боковой нише, в то место, откуда Михеич обычно издавал «громы и ветров шум».

— Вот ваш гром, — показала я на лист железа, одной стороной прикрепленный к деревянному коробу.

— Понял, по железу стучат колотушкой и получается гром.

— А вот и нет. Никто колотушкой не стучит. Сейчас покажу.

Я надела лежащие тут же рукавицы, чтобы не пораниться о железо, схватилась за нижний край листа и встряхнула его. Раздался усиленный коробом грохот, весьма похожий на гром.

— У Михеича еще больше похоже было. Мне попросту силы недостает.

— А можно мне?

— Извольте, только рукавицы наденьте.

Петя трижды изобразил гром и остался очень доволен результатом, хотя по мне получилось у него еще хуже, чем у меня. С другой стороны, дело это не столь уж простое и требует тренировки. Потому я даже похвалила гостя.

— О, а это что такое? — заинтересовался он, завершив практическое изучение действия громоизрыгающего механизма.

— А вот послушайте, — велела я и взялась за один край большой плоской деревянной коробки, середина которой крепилась к специальному штативу таким образом, что все устройство было похоже на качели. Противоположный край опустился вниз, и из коробки послышался шум морских волн, набегающих на берег.

— Вот удивительно! — воскликнул Петя. — Как же так получается?

— Просто внутри насыпан сухой горох. Он перекатывается по дну коробки, которое устроено не плоским, а с ребрами, вот и получается такой звук.