— Никогда бы не догадался. А зачем эти железки висят?

— Вот по ним как раз бьют колотушкой. Вот этой. Не желаете попробовать?

— Желаю, очень даже желаю!

— Только не стучите со всей силы. Потихоньку.

Петя кивнул и ударил по самой массивной железной болванке.

— Так это колокол! — догадался он. — А это будут колокола поменьше, со звуком повыше?

Он тут же принялся проверять свои догадки и даже сумел исполнить нечто, схожее с благовестом.[28]И стал озираться по сторонам, явно в поисках нового приложения сил. Деревянные чашки вниманием он не удостоил, пришлось подсказывать:

— А вот этим можно стук копыт изображать. Берем эти деревянные чашки и стучим ими по доске. Нет, не плашмя опускаем, а одним краем с небольшим наклоном и только после прихлопываем всем ободом. Ну, примерно так. А теперь давайте в четыре руки.

— Это целый конный отряд получается, — воскликнул Петя, вдохновенно выстукивая ритм, соответствующий мелкой рыси. — А теперь давайте галопом!

Я кивнула, и мы застучали куда быстрее.

— И что, это все Михеич, простите, Григорий Михалыч придумал? — не без восторга в голосе спросил Петя.

— Нет. Почти все это было и до него известно. Но вот эти самые механизмы он сделал собственными руками и многое в них усовершенствовал. Вот короб в качестве резонатора для «громовой машины» приспособил. И многое другое придумал. Его даже в Александринский театр звали.

— Так чего же он не пошел? — удивился Петя.

— Не знаю. Может, из-за того, что непоседа по натуре своей. Может, иные причины были.

— Эх, какого талантливого человека убили! — воскликнул Петя и осекся.

— Вы не тушуйтесь, — подбодрила его я. — Я же не кисейная барышня, которая делает вид, что ничего не случилось. Мне и вправду горько, но это же не значит, что все нужно скорее забыть.

Петя понимающе покивал головой, аккуратно положил чашки на прежнее место и тихо произнес:

— А вам ничего не известно о ходе расследования?

— Откуда? И потом, отчего вы говорите шепотом?

— Ну, вы же разговаривали со следователем, — заговорил он чуть громче, но все равно вполголоса. — Опять же я слышал, что как раз вы и сообщили ему единственно достойные внимания факты.

Я пожала плечами: следователю, мол, виднее.

— Вас, видимо, просили ничего не говорить на эту тему? — вопрос прозвучал почти утвердительно, а потому я сказала:

— Ну вот, сами все понимаете, а пытаетесь расспрашивать.

— Нет, коли вы слово давали, то конечно… Но совсем же говорить на эту тему не запрещено?

— Не запрещено, — согласилась я.

— Тогда позвольте мне высказать свои рассуждения по этому вопросу? Я вот что думаю: убийство сделано не для ограбления. Так? Следовательно, это либо месть, либо убийство было совершено, чтобы скрыть нечто опасное для преступника, о чем прознали потерпевшие. Вот и надо подумать, что же такого могло быть известно кому-то из убитых?

— Полиция наверняка этим занимается.

— А вот и нет. У нас в доме был господин полицмейстер, о чем они с папенькой беседовали, я не знаю, но слышал, как он сказал уходя, что в прошлом личностей убитых ничего предосудительного замечено не было и определить с этой стороны мотив убийства не представляется возможным! Потому они сейчас сосредоточились на том, чтобы по возможности сократить круг подозреваемых.

Тут он смутился и счел нужным добавить:

— С меня никто не брал слова молчать об этом. И потом, я никому кроме вас не позволил бы этого сказать.

— Ну и что вы предлагаете? — не стала я укорять его за раскрытие служебной тайны. Невелика тайна, если поразмыслить, так любой человек к тому же выводу придет.

— Я полагаю, что никто в здравом уме не прибежит убивать людей без весомой причины. И еще полагаю, что если убитые были людьми добропорядочными, то это не значит, что не могли по чистой случайности узнать или услышать нечто. Нечто такое, чего преступник опасался раскрывать. Может, они и сами не догадывались, что страшную тайну узнали. Вот и предлагаю подумать над этим.

— Да что же здесь думать? Если даже полиция ни до чего не додумалась!

— А вот здесь вы неправы. Вы же читали рассказы про сыщика Путилина? Это вам не какой-нибудь придуманный Шерлок Холмс! Это настоящий сыщик из жизни! Так он говорил, что причина гибели жертвы зачастую кроется в ее прошлом!

— Что ж вы так о любимом Шерлоке Холмсе? То готовы за него до хрипоты спорить, то вдруг ни в грош не ставите.

— Холмс и Пинкертон персонажи придуманные. И читать про них интереснее, но в одном вы были правы — в жизни все случается иначе.

— Вот и я про то же. Нам же ровным счетом ничего неизвестно, а раз так, то хоть дедуктивный метод используй, хоть «выстраивай кривую преступления», как это делает ваш Путилин, ничего не получишь.

— А вы мне расскажите, что вам известно. Вдруг мне чего в голову придет?

Я фыркнула, мне смешно стало, как какой-то мальчишка собирается сделать такое, на что неспособна полиция. Потом мне показалось, что дело не в полиции. Мне самой стало казаться, что все, что можно было сообразить, я уже сообразила и по этой причине отказываю в возможности сообразить что-то новое Пете. А в его словах были здравые рассуждения. И я стала ему столь же подробно, как до этого рассказывала полицмейстеру, а позже следователю, пересказывать все, что было мне известно.

Петя слушал внимательно, даже пометил кое-что, но, слава богу, не на манжете рубашки, как это часто делал Шерлок Холмс, а в крохотном блокнотике. Я закончила и спросила:

— Ну и какие выводы вы готовы сделать из полученной информации?

— Получается, что Григорий Михайлович и… — он взглянул в блокнотик, — …Алексей Иванович имели кристальной чистоты репутацию.

— Совершенно справедливо.

— Более того, круг их общения столь же вне подозрений.

— И это справедливо.

— Остается господин Шишкин, — он еще раз сверился с блокнотом, — Митрофан Евлампиевич. Вот его персоной и следует заняться тщательнейшим образом.

— Это каким же манером?

— Это я вам завтра доложу, — изрек мой оппонент, убирая в карман блокнот. — Увы, мне пора уходить, но я надеюсь, что завтра мы сможем встретиться еще раз. Тем более что вы так и не показали мне самое важное в театре, а именно, как и где работает суфлер.