Постпутинская Россия может рассчитывать в основном лишь на внутренние ресурсы. В годы нефтегазовой халявы их давал экспорт сырья. Частный бизнес в стране обладает очень низкой удойностью и склонностью утекать в более стабильные политически и надежные в правовом отношении юрисдикции. Сталинская индустриализация осуществлялась путем сверхконцентрации ресурсов в руках государства и широкого применения внеэкономических методов принуждения к труду. Китай осуществил свое экономическое чудо схожими методами. В течение десятилетий фонды потребления жестко ограничивались, государство решительно перераспределяло их в фонды развития. Смогут ли либералы заставить частный бизнес оплатить новую индустриализацию? Вряд ли удастся заставить широкие массы на 15–20 лет затянуть пояса, позволив при этом буржуазии потреблять на уровне мировых элит. Осуществление мобилизационного рывка требует консолидированных усилий всего общества, а не только тяглового люда.

Другой аспект того же вопроса. Народ поддержит новую власть только в том случае, если она возьмет курс на восстановление полноценного социального государства. То есть капиталу придется еще оплатить и «велфэр стейт», а значит, элите придется радикально сократить свое потребление. Выходит, либералы должны будут вводить прогрессивную шкалу налогообложения, поставить «железный занавес» на пути утечки капитала, что возможно сделать путем запрета на внутреннюю конвертацию рубля (в Китае юань до сих пор не обменивается на валюту). Либералы должны будут внедрить систему планового развития экономики и директивного инвестирования, осуществить широкую национализацию в банковской сфере, транспорте, энергетике.

Я не стану утверждать, что условные Ходорковский или Навальный, придя к власти, не смогут осуществить все вышеперечисленное. Но, совершенно точно, для этого либералам придется преодолеть свою классовую сущность, перестать быть выразителями интересов капитала и полеветь настолько, что термин «либералы» к ним будет применять непозволительно. В противном случае они не смогут удержать власть.

В настоящее время градирование политических сил по шкале «левые — правые» весьма затруднительно, а в некоторых случаях вообще невозможно. Дело в том, что успех на выборах той или иной партии зависит не от популярности ее политической платформы, а от успешности PR-кампании. Все политики вынуждены обещать практически одно и то же — то, что понравится «среднему» избирателю. Избиратель же все более усредняется, находясь под непрерывным воздействием масс-медиа, практически утратившим какую-либо политическую окраску. Наступило время тотального торжества популизма, который, надеюсь, станет могильщиком представительской демократии, что даст шанс утвердиться модели всеобщей демократии.

В РФ политическая система носит имитационный характер, все системные партии — пропагандистские инструменты власти, а внесистемные — глубоко маргинальны. Тем не менее в период революционной ситуации происходит четкая поляризация политических сил, группирующихся вокруг двух антагонистических центров. В случае «цветной» революции в РФ противостоящие силы можно будет маркировать как сторонников тирании (запутинцы) и сторонников демократизации, которых условно можно назвать либералами по причине явного доминирования последних в числе активных противников правящего режима. При этом все прочие антипутинские группировки, любого политического окраса, однозначно примкнут к либералам.

Что касается системных политических партий, то никакой самостоятельной роли в переломный момент они играть не смогут. Партийные боссы намертво связаны с кремлевским режимом (включая штатных «оппозиционеров»), а партийные низы расколются, приняв ту или иную сторону, либо останутся пассивными наблюдателями, как и подавляющая масса обывателей. Армия, как водится в таких случаях, займет нейтралитет, а силы карателей будут защищать правящий режим без фанатизма и лишь до тех пор, пока будут уверены в непобедимости рейха.

В тот самый момент, когда станет очевидно, что тирания пала и сторонники демократизации победили, начнется стремительная поляризация сил внутри победившей стороны. Новое противостояние будет выстраиваться вокруг оси «либералы — социалисты». Попробуем сформулировать суть конфликта. Либералы, разумеется, провозгласят своей целью строительство «нормального» капитализма со всеми его атрибутами — правовым государством, независимой судебной системой, свободными СМИ, парламентской демократией и т. д. На словах это будет звучать красиво, но на деле возникнет большая проблема с контролируемыми государством хозяйственными активами, а это порядка 70 % всей экономики. Кто возьмет их под контроль — тот и станет хозяином страны.

Вот только вариант новой масштабной приватизации вряд ли получит одобрение общества, а с мнением масс, «проснувшихся» в ходе революции, придется считаться. Социалисты тут же оседлают этот тренд и будут настойчиво добиваться не только сохранения контроля государства над энергетикой, транспортом, ВПК, но и начнут требовать полной национализации всех жизненно важных секторов народного хозяйства, и даже начнут угрожать пересмотром всех приватизационных сделок за прошедшие четверть века. Это, конечно, чистой воды популизм. Приватизированная в 90-е собственность если и сохранилась, то уже не раз сменила хозяев, но популисты имеют все шансы победить в ходе честных выборов в бедной стране, где население жаждет немедленного торжества справедливости.

Справедливость в представлении масс, склонных к тому же к радикальному этатизму, воплощается в восстановлении социального государства, которое, кстати, является обязательным атрибутом «нормального» капитализма. И если капитал не собирается нести это бремя, то ему придется бежать из страны. Но капиталу физическому убежать практически невозможно, мобильностью отличается лишь финансовый капитал. И в этом вопросе между правыми и левыми возникает еще одно противоречие. Либералы ратуют за открытую финансовую систему и свободное движение капитала. Их оппоненты — за национализацию банковской системы и запрет на вывоз капитала.

Наконец, водоразделом между левыми и правыми станет вопрос о соотношении в экономике свободного рынка и государственного планирования. Вопрос, какой механизм эффективнее, — это не вопрос. В период мобилизационного рывка рулят централизованное планирование и почти тотальное госрегулирование. Причем это правило универсально для любого типа экономики. Даже в самых рыночно-капиталистических странах в тот момент, когда им нужно было вылезать из экономической ямы, расцветал махровый «сталинизм».

Про рузвельтовский необольшевизм как способ преодоления Великой депрессии сказано уже немало: и про принудительный труд за миску похлебки миллионов безработных в трудовых лагерях, и про изъятие у населения под страхом уголовного наказания наличного золота, и про масштабные государственные инфраструктурные проекты. Эффективная модель планово-рыночной экономики реализуется в современном Китае, причем план стоит на первом месте: ЦК КПК решает, в каком городе какие предприятия строить, а частный капитал может взяться за реализацию этого проекта, а может и не браться. Но частник не может решать, где и что строить. Менее известен пример успешного применения принципов планового хозяйствования в такой консервативной и либеральной стране, как Великобритания. Процитирую пост «Монархия и социализм» блогера alexandrov_g: